Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Утверждает… однажды прошлой зимой допрашиваемый, бывший тогда в семинарии Сен-Николя дю Шардоне, услышал, как господин Тере, бывший в той же семинарии, читал какие-то стихи из песни против двора, начинающиеся с этих слов: «Qu’un bâtarde de catin»; что допрашиваемый спросил об этой песне у упомянутого господина Тере, который охотно ею поделился. Допрашиваемый записал несколько замечаний в тексте и даже отметил в копии, которую сделал и позже отдал господину Гийару, что строфа о канцлере никуда не годится, так как слово «décrépit» (дряхлый) не рифмуется со словом «fils» (сын). Допрашиваемый отметил, что на том же листе бумаги с записью этой песни, который дал ему упомянутый Тере, были также два стихотворения о Претенденте, одно, начинающееся со слов «Quel est le triste sort des malheureux Français», а другое: «Peuple jadis si fier». Допрашиваемый сделал копии обоих произведений, но в конце концов оторвал, не передав их дальше никому[74].

Два листа бумаги из архивов подходят под это описание. Один, 8 на 11 сантиметров, содержит восемь строф песни. Другой, 8 на 22 сантиметра, разорван по вертикали пополам. На нем только три строфы и некоторые пометки, а часть оторвана. Предположительно два других стихотворения «Quel est le triste sort des malheureux Français» и «Peuple jadis si fier, ajourd’hui si servile» были записаны на той части, от которой избавился Ле Мерсье. А пометки называют персонажей, упомянутых в песне, включая канцлера д’Агессо, чья строфа в других версиях выглядит так:

Que le chancelier décrépit

Lâche le main à la justiceQue dans sa race il ait un filsQui vende même la justiceAh! le voilà, ah! Le voici

Celui qui n’en a nul souci[75].То, что дряхлый канцлерПерестал осуществлять правосудие,

То, что в его роду есть сын,Который правосудием торгует,А, вот он! А, он здесь!Тот, кого не волнует.

Соответствующая часть порванного листа бумаги показывает, что Ле Мерсье действительно изъял рифмы, связанные с Анри-Франсуа д’Агессо, симпатизируя канцлеру, которому было восемьдесят один год и который был известен своей честностью:

Я пропустил строфу о д’Агессо, поскольку (народ) любит его и (поскольку) эта женская (неразборчиво) никуда не годится. (Далее идет отсутствующая часть листа.)

Эти доказательства позволяют сделать три вывода: (1) получатели песни не были пассивны, даже когда копировали ее. Они добавляли замечания и изменяли язык, согласно своим предпочтениям; (2) записи текстов иногда включали несколько произведений разных жанров – в этом случае две оды классического типа и одну популярную балладу. Когда люди составляли стихи, сочетая тексты разных типов, нападки на короля и двор вызывали у слушателей и читателей большой спектр откликов – от благочестивого негодования до насмешливого хохота; (3) существовали разные способы распространения. Ле Мерсье определил текст «Qu’un bâtarde de catin» просто как «песню» и сказал, что его с ней «ознакомил» Тере, что могло означать, что он цитировал ее по памяти, читал с листа или пел.