Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Incestueux tyran, traître inhumain faussaire,Oses-tu t’arroger le nom de Bien-aimé?L’exil er la prison seront donc le salaireD’un digne fils de roi, d’un prince infortuné;Georges, dis-tu, t’oblige à refuser l’asileAu vaillant Edouard. S’il t’avait demandé,Roi sans religion, de ta putain l’exil,Réponds-moi, malheureux, l’aurais-tu accordé?Achève ton ouvrage, ajoute crime au crime,Dans ton superbe Louvre, élève un échafaud,Immole, tu le peux, l’innocente victime

Et sois, monstre d’horreur, toi-même le bourreau[129].Тиран, виновный в инцесте, бесчеловечный предатель,мошенник [фальшивомонетчик],Как смеешь ты называть себя Возлюбленным?Изгнание и тюрьма служат наградойДостойному сыну короля, несчастному принцу.Ты говоришь, что Георг велит тебе отказать в убежищеДоблестному Эдуарду. Если бы он попросил тебя,О, король без веры, изгнать твою шлюху,Скажи мне, негодяй, согласился бы ты?Закончи свою работу, громозди преступление на преступление,Сооруди эшафот в твоем высоком Лувре,

Убей невинную жертву, ты способен на это,И, ужасное чудовище, сам будь ей палачом.

Маркиз д’Аржансон тоже счел это стихотворение слишком резким: «Оно внушает ужас»[130]. Несколькими неделями ранее, 3 января 1749 года, он написал, что песни и стихотворения вышли за грань приличия: «Последние стихотворения против него (Людовика XV) содержит выражения, оскорбляющие его личность, и отталкивают (даже) худших французов. Любому стыдно иметь их»[131]. 24 января маркиз получил копию стихотворения, столь издевательского по отношению к королю и Помпадур, что он его сжег[132]. А 12 марта он нашел произведение, которое превзошло все остальные. Оно грозило цареубийством: «Я только что видел две новые сатиры против короля, которые так ужасны, что у меня волосы встали дыбом. Они заходят настолько далеко, что одобряют Равальяка и Жака Клемента (убийц Генриха IV и Генриха III)»[133]. Вот это стихотворение могло быть слишком вызывающим для двора, но оно гуляло по Парижу и даже попало в два «chansonniers».

Листок бумаги с записью песни, высмеивающей Второй Аахенский мир и торжества по случаю его подписания, которые организовывал Бернаж, «городской голова». Bibliothèque nationale de France

В первом варианте оно выглядит грубым и ожесточенным протестом:

Louis le mal-aimé

Fais ton jubiléQuitte ta putainEt donne-nous du pain[134].Людовик ВозненавиденныйУстрой Юбилейный годПрогони свою шлюхуИ дай нам хлеба.

Юбилейный год, обычно устраиваемый каждые пятьдесят лет, чтобы отметить отпущение грехов, был запланирован на 1750 год, но его отменили, что вызвало сильное недовольство в Париже.

Во втором «chansonnier» стихотворение было переработано так, что его можно было принять за призыв к цареубийству:

Louis le bien-aiméLouis le mal-nomméLouis fait ton jubilé

Louis quitte ta catinLouis donne-nous du painLouis prend garde à ta vieIl est encore des Ravaillac à Paris[135].Людовик ВозлюбленныйЛюдовик ПорицаемыйЛюдовик, устрой Юбилейный годЛюдовик, оставь свою потаскухуЛюдовик, дай нам хлебаЛюдовик, береги свою жизньВ Париже еще остались Равальяки.