Поэзия Латинской Америки

Много я гримас видала,в том числе — дверей гримасы.Долго я на них смотрела:голые, как кость без мяса,мне показывали спинуцвета волка и лисицы.Стоило ли двери делать,чтоб в плену у них томиться?Дом с закрытыми дверями —плод, покрытый скорлупою;дом не делится с дорогойвнутреннею теплотою;двери учат нашу песнюот прохожих запираться,к радости не приглашают,выпустить ее боятся.

Молодыми не бывают,и старухами родятся.Двери — грустные ракушкибез песка и без прилива.Двери — грозовая тучанад большой землей счастливой.Прямизной они похожина прямые складки смерти,я склоняюсь перед ними,как тростник, дрожащий в ветре.«Нет!» — они твердят рассвету,что над ними нежно блещет.«Нет!» — твердят морскому ветру,что над ними рукоплещет,и дыханью свежих сосен,и реке, что рядом плещет.И, как древняя Кассандра,

не спасут, хотя все знают:потому вошла свободнов дверь судьба моя больная.Я стучу, и вот как будтоловит дверь меня на слове,а просвет, сухой и жадный,словно шпага наготове,и взлетают створки, словнонастороженные брови.Я вхожу и будто пятнана лице своем скрываю;что мой дом, как плод невскрытый,мне готовит, я не знаюи гадаю: избавленьеждет меня иль гибель злая.Я хочу уйти, оставить

все, что землю закрывает,горизонт, что от печали,как газели, умирает,и людские двери — втулкибочек, где вода — чужая;чтоб руками не касатьсяих ключей, холодно-жгучих,звона их вовек не слышать,он как треск змеи гремучей.Я в последний раз оставлюдвери за собой без стона,и умчусь я, торжествуя,птицею освобожденнойследом за родной толпоюмертвецов моих бессонных.Наверху они, конечно,не разделены дверями,

не оскорблены стенами,слово раненый — бинтами.В вечном свете, как при жизни,будут ласковы со мною.Вместе запоем мы песнюмежду небом и землею.Этой песней дверь за дверьюрасшатаем, словно ветер.Выйдут люди в мир открытый,как проснувшиеся дети,услыхав, как злые дверипадают на целом свете.

ВИСЕНТЕ УИДОБРО[280]

С экватора

(Фрагмент)

Перевод А. Гелескула

Пабло Пикассо