Усаживаюсь молча на кровать.На стол вещей вытряхиваю груду -часы, бумагу, нож… Я горевать,ложась в постель, теперь уже не будучто в дымке этих леттвой затерялся следи никакой надежды больше нет.Старею, видно? Вижу мрак ночной,что растворит в себе мои печали.Потом – твои глаза передо мной,глаза, что раньше мне обозначалии дня неспешный ход,и к ночи переход -закат обозначали и восход.Как темен мир! Отвыкнув от тебя,себя к забвенью, что ли, приучаю?Вздыхаю громко. Спешки не любя,в себе вдруг суетливость примечаю,и задыхаться стал,как будто уже стар,как будто в гору шел – и вот устал.Была ты полем? Воздухом? Постой -а может, просто ветром в чистом поле?Цветенья запах, терпкий и густой,настигнет вдруг – и вскрикну, как от боли.И страх в моей груди:скорее проходи -опасна эта пропасть позади!А полночь дышит, как уснувший чиж.На камне звук шагов моих стихает.И тропки в темноте не различишь -она скользит и под гору стекает.И я скольжу едва,как явь, как синева,на той земле, где ты еще жива.
ПТИЦЫ
Детских лет наставники первые(«Будь свободен!»), друзья мои верные,горизонт мой собой заполнили -этих линий абстрактных молнии,сотни тысяч в полете – птицы,вечно юные мои птицы -научили дышать глубоко,научили глядеть далеко.Вашу скоропись я читаю.Сейсмография мыслей и чувств.Слов безмолвных молниеносность.(Тем страшней слова, если светполыхает, а звука нет.)Это все понимал я когда-то -но сегодня еще в моих пальцах -все живет в моих пальцахжеланьенаписать на больших ваших вечных скрижалях,как ответ мой последний и как завещанье,-то, что стоит писать и сейчас -то, чему научился у вас.