«Дэвид с большой страстью относился к готовке, даже разговаривал с едой, прямо как я, – отмечает Хосе. – У него было особое отношение и к пище, и к жизни. Несмотря на мучительную болезнь, Дэвид никогда не хотел, чтобы к нему относились как-то особенно, да и вообще был из тех людей, которые не берут, а отдают. На Рождество его спросили, что он хочет в подарок. Дэвид ответил, что предпочел бы отдать свои подарки другим больным детям, с которыми познакомился в больнице. А когда фонд «Загадай желание» предложил исполнить его заветную мечту, Дэвид попросил передать это право кому-то другому».
С того самого дня они стали хорошими друзьями. «Я пришел к Дэвиду незадолго до того, как болезнь одержала верх. Он лежал в больнице, за окном была весна 2012 года. Дэвид все повторял, что ждет не дождется, когда ему станет лучше и он снова сможет готовить. Звучало так, будто это еда и готовка поддерживали в нем жизнь», – вспоминает Хосе.
О похоронах Дэвида Хосе вспоминает следующее:
– Сотни близких собрались на поминках, мы делились историями и ели ту самую паэлью. Было похоже на вечеринку, и в глубине души я радовался, потому что знал, что именно этого хотел бы Дэвид: друзья и члены семьи, все вместе, за одним столом. Я хотел бы, чтоб и мои похороны выглядели так же. Мне кажется, Дэвид навсегда останется в моем сердце. Он был увлеченным юношей и ежедневно вдохновлял меня. Каждый раз, готовя паэлью с овощами, я улыбаюсь и вспоминаю его. Думаю, что ребятам там, на небесах, здорово повезло иметь такого шеф-повара.
О кулинарных талантах Хосе часто писали в газетах, но на первые полосы осенью 2017 он попал совсем по иной причине. Разочарованный политикой президента США и американских некоммерческих организаций по устранению последствий урагана в Пуэрто-Рико, Хосе нагрузил свои собственные корабли и отправился на острова, чтобы помогать беднякам. Именно он додумался привезти им миллионы теплых блюд (включая паэлью и сэндвичи). Как говорилось в одном из репортажей, «еще ни одно учреждение: ни Красный Крест, ни Армия Спасения – не кормило людей свежеприготовленной пищей после урагана». Думаю, что Дэвид поступил бы точно так же.
Кэтлин Флинн – современная Джулия Чайлд[23]
. Уволившись с работы в большой корпорации в возрасте 36 лет, она сложила чемоданы и отправилась в Париж, чтобы осуществить заветную мечту и поступить в кулинарную школу Le Cordon Bleu[24]. Ее жизнь запечатлена в шикарном и совершенно уморительном романе «Чем острее твой нож, тем меньше ты плачешь» (Несколько лет назад ее мать присоединилась к ней во время книжного тура, и они обе завтракали в кафе в Северной Каролине. Джулия вспоминает: «Официантка принесла несколько больших круассанов, горшочек с мягким сливочным маслом и небольшую плошку темного джема. Мы с мамой болтали, она намазывала масло и джем на круассан, потом откусила кусочек, и глаза ее вдруг расширились. Она положила выпечку и расплакалась».
Кэтлин начала в тревоге спрашивать, в чем дело, но мать лишь полезла в сумочку за носовым платком. Несколько минут спустя, обретя способность говорить, она сказала: «Вкус точь-в-точь как у варенья, которое делал мой отец». Годами мама Кэтлин пыталась сделать такое же, но ничего не получалось. Ее отец не делал никаких записей, и никто не мог добиться такого же вкуса. «Я вдруг вспомнила, как соскучилась по нему», – добавила мать Кэтлин.
Кэтлин прекрасно поняла ее: она сама потеряла отца в тринадцать, и скучала по нему каждый день. Особенно тяжело становилось по праздникам и в значимые даты: во время выпускного или свадьбы. «Если б мне выпал шанс поговорить с ним, то я бы спросила, в чем секрет его рецепта курицы с клецками», – заметила Кэтлин. В течение тридцати лет она пыталась воспроизвести его фирменное блюдо. «Это абсурд, но где-то в глубине души мне кажется, что если я смогу правильно приготовить это блюдо, то верну его. Пусть и на мгновение, всего только на один укус», – вздыхала она.
Еда, память, вкусы и запахи – все переплетено воедино. Вот почему, желая показать заботу, ощущая потребность сделать что-нибудь, мы приносим другу еду.
Еда питает наши тела, и потому невозможно оставаться в стороне, когда кто-нибудь совсем прекращает питаться.