Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить

Кора хотела, чтоб другие люди понимали, насколько мрачным становится мир и что это нормально. В трогательной статье для Huffington Post она писала: «Ваша боль нормальна, социально приемлема и даже описана в культурах, менее подверженных страху, чем наша. Если вы скажете, что хотите умереть, я не забью тревогу, а вместо этого отвечу: «Я знаю». Конечно, именно этого вам и хочется».

Мы пытаемся вытащить людей из пучины горя, потому что это страшно, и страшно видеть такое.

Мы по природе – делатели, мы стремимся исправлять вещи. Но нет никакого способа исправить горе.

Раввин Сьюзан Голдерг, или просто «ребе Сьюзан», – бывший хореограф, мать и руководитель одной из синагог на юге Калифорнии. А еще она послужила прототипом для героини сериала Netflix «Очевидное» (Transparent). Когда я разговаривал с ребе Сьюзан, она призналась, что узнала много о горе, просто слушая людей, которые переживали его. Слушать кого-то означало также понимать язык тела, и танцевальное прошлое Сьюзан особенно помогало в этом. Она прекрасно осведомлена, как горе влияет на нас на физическом уровне. Людей поражает то, как сильно они устают. Нужно беречь силы, чтобы иметь возможность глубоко окунуться в горе.

«Еще я заметила, что люди говорят о своего рода «волнах горя», – говорила Сьюзан. – Я сравниваю их с океанскими волнами. Кажется, так людям проще воспринимать эти приливы и отливы. Горе проходит сквозь вас, и порой кажется, что эта волна печали никогда не закончится, настолько она велика и всеобъемлюща. Но в конце концов горе уходит дальше. Тогда вы ощущаете, что вам дана передышка. А потом приходит чувство вины. В голове возникают вопросы: «Почему я больше не скорблю? Разве я должен ощущать облегчение оттого, что горе отступило?» Сьюзан учила людей не цепляться за горе, а просто наблюдать, как оно проходит.

Другая вещь, которую человек ощущает на физическом уровне – это гнев. Сьюзан всегда старалась поговорить со всеми членами семьи, чтобы объяснить им, что злость – это лишь часть процесса скорби.

Гнев выражается в глупых мелочах, человек, например, может злиться, потому что не находит свою обувь. Нужно, чтоб все понимали: в первое время речь идет не об обуви. Просто нервы людей обнажены.

Я считаю важным подчеркнуть, что хотя я выступаю за то, чтобы больше говорить о смерти, и убежден, что это существенно улучшит наши жизни, но все же разговоры о смерти не спасают от горя. Меган Дивайн, которая много пишет и обсуждает смерть, выразилась весьма красноречиво: «Принятие факта смерти не делает саму смерть нормой». Люди, переживающие утрату, рассказывали ей, что все речи в стиле движения «позитивного отношения к смерти» (в основе которого лежит вера, что смерть – это естественный и здоровый процесс) порой не помогали, а пролетали мимо. Существует огромная пропасть между «говорить о смерти» и «в действительности потерять человека и скорбеть о нем».

«То, что вы принимаете смерть как факт, не означает, что вы не будете ощущать утраты, когда умрет кто-то близкий, – писала Кейтилин Даути, в прошлом работник крематория и писательница. – Это значит, что вы сможете окунуться в горе вместо того, чтобы задаваться большими экзистенциальными вопросами вроде «Почему люди вообще умирают?» или «Почему это случилось именно со мной?» Смерть не случается с кем-то конкретным, она рано или поздно настигает всех». [2]

Потеря любимого человека – это не то, что можно когда-либо преодолеть окончательно. Но я верю, что возможно нести эту потерю в себе и в то же время двигаться дальше.

Что бы вы хотели съесть, будь это ваш последний ужин?

В США смертная казнь узаконена в тридцати двух штатах. Как бы вы ни относились к этому, факт остается фактом. Большинство заключенных в камерах смертников могут выразить пожелания в отношении последнего ужина. В нашей правоохранительной системе, которая не славится мягким отношением к преступникам, этот формальный жест выделяется, признавая (по крайней мере, на уровне льгот) заключенного человеком.

Я не мог не заинтересоваться, что именно заключенные хотели съесть в свой последний ужин. В серии фотографий No Seconds фотограф Генри Харгрейвз отразил, какие заказы делали приговоренные смертники. Его привлекала гастрономическая тематика, потому что когда-то Генри работал барменом в ресторане. Рассказывая на телеканале CBS о тех временах, он вспоминал: «То, как люди делали заказ, как раскладывали еду по тарелке, как ели… Я чувствовал, что могу многое рассказать о человеке только по тому, какой заказ он сделал».