Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить

«У большинства людей нет моментов трансформации на смертном одре, – говорил Б. Дж. Миллер, бывший директор хосписного центра Zen. – И если наметить себе эту цель, то в конце будешь думать только о том, что потерпел неудачу». [2]

Стыд проникает в каждый аспект нашей жизни, а смерть обладает способностью растворять его.

Как утверждает автор бестселлеров доктор Брене Браун, «стыду нужны три вещи, чтобы возникнуть: скрытность, замалчивание и осуждение». Эти три компонента, по существу, описывают мир смерти и умирания в последние пятьдесят лет – мир, который Элизабет так старалась вывести на свет.

Десять лет назад я потерял дорогую подругу и помню, как тяжело было на похоронах. Я не смог заставить себя пойти на поминки: выпивка и рассказы о ней были противоположны тому, что мне требовалось. Мое решение ранило ее дочь: из-за моего отсутствия она чувствовала себя покинутой. Я понимал, как глубоко ее горе. Однако стыд сковывал меня, останавливал и парализовал.

Когда мы стыдим детей, нам хочется, чтоб они не только прекратили вести себя определенным образом, но и почувствовали себя плохо из-за совершения какого-то поступка. С физиологической точки зрения стыд заставляет нас бороться, бежать или замереть – и в таком состоянии сложно двигаться вперед.

Когда мы стыдим друг друга за отношение к смерти, то буквально замораживаем собственную способность к исцелению.

Дело в том, что, как и при рождении ребенка, мы не всегда можем контролировать ход событий и не в наших силах предвидеть, как мы будем себя чувствовать. Когда в конце жизни возникает боль, то нами овладевает огромное желание избавиться от нее.

Перед смертью Рут охватил страх. Она ходила в методистскую церковь, верила в рай, но теперь, когда ее сердце почти не билось, испугалась. Маргарет, ее дочь, с огромной добротой принялась успокаивать ее. Она вообразила небеса – так, как ей казалось, видит их Рут – и заговорила. Маргарет описывала, как Рут ступит на травяное поле, а солнце будет согревать тело. Говорила, что все в порядке, что она, Маргарет, в порядке и что покойный муж Рут ждет ее на том травяном поле. Неважно, что сама Маргарет не верила ни одному слову. Она лишь хотела избавить маму от страха в последние мгновения ее жизни.

Когда Оливер Сакс узнал, что смертельно болен, он ощутил не только страх, но и «…внезапную четкую концентрацию и способность видеть перспективу». Сакс говорил: «У меня нет времени на что-то несущественное. Я должен сосредоточиться на себе, своей работе и друзьях. Больше не хочется каждый вечер смотреть новости, обращать внимание на политику или споры о глобальном потеплении». И дело не в том, что его это больше не волновало, но все это – проблемы будущего. А он старался жить в настоящем моменте. Хотя, на мой взгляд, этого тоже нельзя предвидеть.

Сакс писал: «На уровне генов и нейронов судьба каждого человека – стать уникальной индивидуальностью, найти свой собственный путь, жить своей жизнью, умереть своей смертью». [3]

Я не могу уйти от параллелей между рождением и смертью и давно задавался вопросом: что исследование одного может рассказать о другом?

Энн Драпкин Лиерли задалась целью узнать, что представляет собой «хорошее рождение». Она развернула обширный исследовательский проект, который стал основой для ее книги «Хорошее рождение» (Good Birth

). Энн обнаружила, что хорошие роды не связаны с акушерством, родильными центрами и больницами. Суть кроется за ними: контроль, свобода воли, личная безопасность, сплоченность, уважение и знание. Мы не можем всегда предлагать их умирающим, даже нам самим они не всегда доступны. Но мы можем попытаться. Можем предложить заботу, сочувствие и отсутствие осуждения. Элизабет указала нам путь много лет назад. Нам просто нужно следовать ему.

Что бы вы хотели услышать о себе на собственных похоронах?

В предложении «Поразмыслите, что бы вы хотели написать на надгробном камне» нет ничего нового. И все же как часто вы обсуждаете это с теми, кого любите? У меня была уникальная возможность побывать на собственных похоронах вживую, и это заставило меня думать на совершенно новом уровне. Мои друзья устроили это для меня вместо вечеринки на сорокалетие. В итоге я скорее узнал о том, что значит быть любимым, чем услышал какие-то новые слова, которые мог бы поместить на надгробие.

У нашего сердца есть две основные функции. Одна половина готова приветственно принимать кровь, богатую питательными веществами, прокачивать ее через легкие, чтобы снова насытить кислородом. Другая половина задумана для обратного: выкачивать насыщенную кровь, распределяя ее с исключительной точностью и силой. Сердечные приступы случаются, когда система идет наперекосяк, когда наша способность давать и получать теряет равновесие.