Поймать Короля и высечь!

Когда стадо мирно дремало в кустах, Колька и дядя Аким вязали корзинки. От заказчиков отбоя не было. Деревенские заказывали объемистые корзины с прочной массивной ручкой. С такой корзиной можно и картошку из борозды выбирать, и по грибы ходить. Дачников больше интересовали изящные корзиночки из очищенных тонких прутиков. Дядя Аким украшал их таким затейливым кружевом, что, по словам заведующей клубом, их вполне можно было носить вместо шляпки.

— Теперь и половички, и лапти в почете. Оно и правильно, — ловко перехватывая узловатыми пальцами ивовые прутья, рассуждал дядя Аким, — лаптей стесняться нечего. Можно сказать, заслуженная обувка, поскольку спасала человека от непогоды сотни лет. Иные умельцы такие лапотки плели, что залюбуешься. Но летом я предпочитаю босиком ходить.

Когда сошли холодные росы, дядя Аким скинул сапоги. Подошвы его ног задубели настолько, что даже по кошеному лугу он ходил не остерегаясь. Колька тоже все чаще сбрасывал кеды и бегал босиком, хотя мать строго настрого наказывала ему «беречь ноги». Она все опасалась, как бы сын не простудился.

— За одно лето в поле да в лесу здоровья наберешь больше, чем за год в любом санатории, — подбадривал Кольку пастух, с улыбкой наблюдая, как тот осторожно ступает босыми ногами по лугу. — Я как-то в газете читал, что теперь от многих болезней лечат тем, что заставляют человека по часу в день ходить по полю босиком. На ступнях есть какие-то важные нервы. Их временами тормошить надо. Они на весь организм влияют. И ты, брат, сначала по теплому лугу побегай, потом — по теплой росе, потом — по холодной, и про всякие ангины забудешь. Нынче деревенских парней совсем избаловали. Кеды разные, сандали и эти еще… — припоминая, пастух большим отогнутым пальцем поскреб затылок, — Олегу мать в городе за двенадцать рублей купила. Красотки что ли?..

— Кроссовки, — поправил Колька.

— Во-во!.. Два рубля цена этим красоткам, а десять за моду платишь, — засмеялся пастух.

Колька подолгу беседовал с дядей Акимом. Вместе с хлебом, ножом, мотком суровых ниток тот носил в рюкзаке книги. Пастух любил читать о природе и путешествиях, о жизни великих людей и исторические романы.

— Знаешь, брат, — говорил он Кольке, — я удивляюсь, почему это к нам, в Ивановку, художники не едут. В журналах рисунки вижу, в областном музее был, хорошо рисуют, а вот таких красивых мест, как у нас, не находят. Будь я помоложе, научился бы фотографировать… Вон, видишь, березка на отшибе стоит. Пригорюнилась, словно ждет кого-то. Хоть картину с нее пиши, хоть цветную фотографию делай!

Пастух мог часами рассказывать про историю Ивановки, которая началась с семьи Ивановых, бежавшей от барина, про лечебные свойства трав, про повадки птиц и зверей. По словам дяди Акима выходило, что рябина, которую мальчишки и за ягоду-то не считают, чуть ли не полезнее малины, а обыкновенный можжевельник может вылечить от двадцати болезней.

— В природе, брат, все так устроено, что каждый цветок, каждая былинка огромную силу имеет. А человек, как говорил один древний философ Спиноза, часть природы. Значит, оторвался от нее и ты уже — не часть и, выходит, не человек. Это уж я на себе проверил… — дядя Аким задумчиво помолчал. — У меня с войны в спине осколочек остался. Он нет-нет да и напомнит о себе. Хоть я на войну в последние дни попал, а осколочком она меня наградила.

— В больницу надо, — сходу посоветовал Колька. — Врачи сейчас жутко какие сложные операции делают.

— Вот врачи-то и посоветовали его не трогать, — улыбнулся пастух. — Он где-то возле спинного нерва сидит. Нельзя, говорят, его тревожить. Я поначалу понял, что пора мне на отдых. Но полгодика дома посидел — ни согнуться, ни разогнуться не могу. Пошел на рентген. Врачи говорят: осколочек в сторону сдвинулся. И тут понял я, в чем дело. Смекаешь, брат?

— Не, — заинтригованный рассказом, поспешно ответил Колька.

— Как я работать перестал — перестал быть частью природы. Ослаб. Осколочек силу почувствовал и вышел. Я сразу — к председателю: бери меня снова в пастухи. И вот уже двадцать лет бегаю — и ничего. Осколочек мирно себя ведет. Но иногда, особенно к большой непогоде, напоминает о себе. Но я, брат, так думаю, что это, с одной стороны, и неплохо.

— Как это… неплохо? — не понял Колька.

— Живешь хорошо. Сыт, обут, одет. Дням счет теряешь и начинаешь, брат ты мой, от такого достатка лениться. А он тут раз — и напомнит, что жизнь не так уж длинна и надо успеть сделать все, что положено. Он меня как бы подгоняет… Вот ты мог бы учиться лучше?

— Не знаю, — пожал плечами Колька, — я и так неплохо учусь.

— А если честно, мог бы еще лучше?

— Да мог, конечно.

— А почему не стараешься?

— Не знаю.

— Лень, брат, заедает.

— Да ведь и погулять охота, — возразил Колька.

— Вот мы с тобой в поле, под кустом сидим. Скотина мирно бродит. Разве мы не гуляем на природе?

— Мы работаем, — солидно ответил Колька.