Пока мы были не с вами

— Кроме дедушки и редких клиентов, сюда больше никто никогда не заходил — даже моя бабушка. Но она не разделяла его интерес к этой теме. Я уже говорил, что она считала, что прошлое должно оставаться в прошлом. Возможно, она была права. Мой дедушка под конец жизни, должно быть, согласился с ней. Велел мне собрать все, что хранится здесь, и уничтожить. Перед тем как мы войдем, хочу предупредить: я понятия не имею, что скрывается за дверью.

— Я понимаю. Но... в Мэриленде я была федеральным прокурором. Немногое может меня шокировать.

Но заголовок статьи все равно приводит меня в ужас. Я понимаю, почему Трент не открывает дверь, пока я не дочитаю статью,— он хочет меня предупредить. Он хочет, чтобы я поняла — внутри не будет теплых и пушистых историй об одиноких сиротах, наконец-то нашедших новый дом.

Я возвращаюсь к статье и читаю:

«Когда-то ее провозглашали “Матерью современного усыновления”, с ней советовались люди уровня Элеоноры Рузвельт. И Джорджия Танн действительно способствовала тому, что с 1920 по 1950 годы тысячи детей были приняты в новые семьи. Но также она руководила сетью детских домов, где под ее надзором по недосмотру или злому умыслу погибло не менее пятисот детей и младенцев.

— Многие дети не были сиротами,— сообщает Мэри Сайкс, которую в возрасте четырех лет вместе с маленькой сестрой украли с порога дома ее матери, родившей их без брака, и поместили под опеку Общества детских домов Теннесси,— У многих были любящие родители, которые хотели сами их вырастить и воспитать. Часто детей похищали прямо средь бела дня, и неважно, как стойко настоящие родители были готовы сражаться в суде, — им не позволено было победить.

Миссис Сайкс три года провела в приюте, в большом белом доме, которым заправляли Джорджия Танн и ее помощники.

Сестренке Мэри было всего шесть месяцев от роду, когда женщина, представившаяся работницей социальной службы, забрала их с родительского крыльца. Малышка прожила в учреждении Общества детских домов Теннесси только два месяца.

— Дети не получали ни нормальной еды, ни медицинского обслуживания,— говорит миссис Сайкс.— Я помню, как сидела на полу в комнате, полной колыбелек, протягивала руку через прутья и поглаживала сестренку по ручке. Она была так слаба и обезвожена, что не могла даже плакать. Никто ей так и не помог. Когда стало понятно, что она вряд ли поправится, работница приюта положила ее в картонную коробку и унесла. Больше я никогда ее не видела. Позже я узнала, что если младенцы слишком сильно болели или часто плакали, их клали в коляску и оставляли на улице под палящим солнцем. У меня есть дети, внуки, а теперь уже и правнуки. И я не могу себе представить, как кто-то мог настолько жестоко обращаться с детьми, — но все так и было. Нас привязывали к стульям и кроватям, били, окунали головой в ванну и держали под водой, до нас домогались. Это был дом кошмаров.

Сообщается, что за три десятилетия множество детей, находящихся под опекой Общества детских домов Теннеси, бесследно исчезло; их бумаги часто пропадав ли вместе с ними, и об их существовании не оставалось никакой информации. Если биологические родители искали их или подавали заявления в суд, им просто говорили, что детей отдали в другие семьи, а бумаги засекретили.

Никто не смел тронуть организацию Джорджии Та ни — ведь она находилась под протекцией "босса" Крампа, печально известного политического деятеля из Мемфиса».

Остальная часть статьи была посвящена тому, как осуществлялась продажа детей богачам и голливудским звездам, описанию горя родных семей, оставленных ни с чем, и перечислению обвинений в физическом и сексуальном насилии. В последних строках цитируется создатель сайта «Потерянные ягнята»:

«У Мемфисского отделения Общества детских домов Теннесси везде были свои люди — в кабинетах социальных служб, в сельских больницах, в бедных кварталах и в стихийных поселках. Часто детьми откупались от чиновников и социальных работников, которые могли встать на пути Танн. Бывало и так, что у приемных родителей под угрозой забрать у них детей вымогали все больше и больше денег. Джорджия Танн поддерживала хорошие отношения с “боссом” Крампом и чиновниками суда и потому могла коверкать детские судьбы, как вздумается. Она играла в Бога и, похоже, ничуть в этом не раскаивалась. В конце концов она умерла от рака, не успев ответить за свои злодеяния. Высокопоставленным чинам хотелось, чтобы дело посчитали закрытым, — так оно и вышло».

— Это...— я останавливаюсь, подыскивая нужные слова. Мне хочется сказать «невероятно», но это неподходящее слово.— Ужасно. Сложно представить, что может происходить что-то подобное, тем более в таком масштабе... и долгие годы.

— Общество действовало до 1950 года,— Трент разделяет мои чувства — смесь ужаса, изумления и ярости. Рассказ Мэри Сайкс о том, как она гладила по руке умирающую сестру, напомнил мне о моих племянниках и племянницах, об их связи друг с другом. Кортни привыкла залезать в кроватку к тройняшкам и засыпать вместе с ними, если ночью они начинают плакать.