— Похоже, у тебя над воротами растет ядовитый плющ.
— Ты ошибаешься.
Я разворачиваюсь и со всех ног бегу домой: шлепанцы скользят и вязнут в песке, длинное платье с запахом облепляет лодыжки. Голубая рубашка мелькает рядом с живой изгородью из пальм возле бабушкиного дома, и я успеваю перейти на шаг и спокойно выйти на дощатый настил.
И все равно Трент смотрит на меня с недоумением.
— Ты как-то слишком модно одета... для того, чтобы копаться в кладовке моего деда. Я же говорил: там довольно пыльно. И жарко.
— А... ты про это? — я смотрю на подол платья-халата. — Больше у меня в чемодане ничего не было. Сегодня утром плавала на байдарке и загубила комплект одежды. Полная катастрофа.
— Ты не так уж катастрофично выглядишь! — Я безуспешно пытаюсь разобраться, сочувствует мне Трент или флиртует. И понимаю, почему его бизнес процветает: он — само обаяние. — Готова? — добавляет он.
— Да.
Я закрываю заднюю калитку, и мы спускаемся на пляж. Он извиняется за то, что припозднился.
— Сегодня у тетушки Луи был небольшой переполох. Каким-то образом — ни один из кузенов не признается, как это произошло — Иона засунул себе в нос шоколадный шарик из сухого завтрака. Мне пришлось срочно приехать и помочь его вытаскивать.
— Вы его достали? Иона в порядке?
Трент ухмыляется.
— Черный перец. Закупорка дыхательных путей была устранена с помощью сжатого воздуха в носовых проходах. Проще говоря, он чихнул. Когда тетя Луи сможет допросить кузенов о том, кто виноват в происшествии, пока неясно. Там их семеро. Все мальчики, й Иона самый маленький, на три года младше всех, так что жизненные уроки он постигает самым трудным путем.
— Бедный малыш. Я могу ему только посочувствовать. Быть ребенком нелегко. И хотя в нашей семье только девочки, мне порой тоже приходилось тяжко. Если тебе нужно eгo забрать...
— Ты что, шутишь? Да он бы устроил скандал, если бы я попытался. Он обожает там бывать. Две родные сестры моей матери и еще одна двоюродная живут на одной улице, и мать с отцом проводят тут немало времени, так что там постоянные развлечения и угощения и всегда есть с кем поиграть. Вот основная причина, по которой, после того как умерла мать Ионы, я переехал сюда и выкупил офис для агентства недвижимости. Мне приходится работать поменьше, но все равно лучше, что сын проводит время с родней. Я не хотел, чтобы он рос только со мной, в одиночестве.
Моя голова мигом наполняется вопросами, большинство из которых кажутся слишком личными.
— Где ты жил раньше? — я уже знаю ответ: постаралась разузнать о нем побольше, когда рассматривала вероятность шантажа.
— В Нью-Йорке,— из-за штанов цвета хаки, лодочных туфель и легкого техасского акцента представить Трента дельцом в наглухо застегнутом черном классическом костюме практически невозможно.— Коммерческая недвижимость.
Я чувствую неожиданное душевное родство с Трентом Тернером. Нам обоим пришлось привыкать к новому окружению, к новой жизни. Его изменениям я немного завидую.
— Большие перемены, да? Тебе здесь нравится?
В голосе звучит что-то похожее на легкое сожаление.
— Тут совсем другой ритм жизни. Спокойно... Это неплохо.
— Сочувствую твоей потере. Я о жене, — мне интересны подробности, но расспрашивать я не собираюсь.
Ему хочется скрасить свое одиночество, и это естественно: прошло всего несколько месяцев после трагедии. Но поддерживать такой стиль общения я не хочу. С момента нашей с Эллиотом помолвки я всегда ношу кольцо, правда, оно с изумрудом огранки «принцесса», поэтому люди иногда принимают его за обычное украшение.
— Мы не были женаты.
Я краснею и чувствую себя глупо из-за того, что сделала неуместное предположение. В наше время никогда не угадаешь.
— О... прости. Я имела в виду... -
Его улыбка меня успокаивает.
— Все в порядке. Сложно объяснить, вот и все. Мы были коллегами... и друзьями. После ее развода мы перешли некоторые границы, которые лучше было не нарушать. Я считал, что Иона — мой сын, но Лаура сказала, что я ошибаюсь. Она переехала в другой штат и попыталась наладить отношения с бывшим мужем. Я не лез к ней. И не знал правду про Иону, пока не случилась автокатастрофа. У Ионы были внутренние повреждения, и понадобилась донорская печень. Ее сестра связалась со мной, потому что надеялась, что я смогу стать донором. Я подошел. Вот как-то так.
— Ой...— все, что я могу из себя выдавить.
Наши взгляды встречаются. Мы останавливаемся у начала дорожки, ведущей к его дому, и я понимаю, что он сейчас расскажет все до конца.
— У Ионы есть два брата, которых он, возможно, уже не помнит. И, наверное, у них нет шансов встретиться, если только они сами не решат связаться, когда станут взрослыми. После слушания дела об опеке муж Лауры запретил им общаться с Ионой или со мной.
Я не хотел такого исхода, но так получилось. Поэтому я понимаю людей, которым помогал мой дед, гораздо лучше, чем ты можешь себе представить.