Джулиана бросила испепеляющий взгляд в сторону Кэтрин. Монкриф успокаивающим жестом положил руку на ладонь жены: Джулиана представляла собой силу, с которой надо считаться, но бояться ее ни к чему.
Монкриф опустил взгляд на свои записи. Он задал слугам по три вопроса. Заметили ли они какие-нибудь действия в районе крыши? Не случалось ли в Балидоне чего-нибудь подозрительного? Известно ли им о причинах, побудивших кого-то злоумышлять против членов семьи герцога?
Все ответили отрицательно.
– Монкриф, я не понимаю, почему нас сюда вызвали, как будто мы слуги? – начала Джулиана, но Монкриф поднял руку, останавливая ее тираду.
– Позволь мне четко и ясно все тебе объяснить. Кто-то пытался нанести вред моей жене или мне. Кто-то, кто постоянно находится в Балидоне. Я задаю тебе вопросы потому, что ты очень определенно выразила свое отношение и ко мне, и к ней.
– Я не обязана сидеть здесь и это выслушивать. – Джулиана поднялась со своего места.
– Обязана, – жестко заявил Монкриф, – если и дальше собираешься жить в Балидоне. Если же нет, то сторожку привратника можно превратить во вполне приличное жилье для тебя и Гортензии.
– Тогда прикажи, чтобы так и сделали, Монкриф. Потому что я не желаю слушать эти возмутительные обвинения. – Джулиана сделала шаг вперед. – Да, Монкриф, ты мне не нравишься. Ты мот. Все эти годы ты жил среди англичан. Ты даже сражался на их стороне. Но ты нашей крови, и потому я старалась не замечать твоих пороков. Но сегодняшний твой поступок перешел все границы!
– Я прикажу подготовить коттедж. Надеюсь, что через неделю ты переедешь из Балидона.
Джулиана была потрясена.
– Мне хватит и одного дня. – Она развернулась и вылетела за дверь, на ходу скомандовав сестре идти следом.
Однако Гортензия не сдвинулась с места.
– Прошу тебя, Монкриф, – тихонько заговорила она, присаживаясь на стул Джулианы. – Не заставляй меня переезжать вместе с ней. – Гортензия положила руки на колени. – Я знаю, Джулиана к вам плохо относится. Но я лучше останусь служанкой в Балидоне, чем буду жить с ней в коттедже.
Казалось, Гортензия сейчас расплачется. Монкриф даже испугался.
– Гортензия, конечно, ты можешь оставаться в Балидоне, – сказал он, надеясь, что отсутствие Джулианы окажет целительный эффект на здоровье ее сестры.
И тут Гортензия расплакалась, прижимая платок к лицу. Когда она ушла, Монкриф посмотрел на жену:
– Почему ты на меня так странно смотришь?
– Ты же запретил мне тебя благодарить. Но мне очень приятно, что ты проявил доброту к бедной женщине.
– Не могу себе представить более мрачной участи, чем жить с Джулианой в маленьком коттедже.
– Ты думаешь, Джулиана и впрямь переедет?
– У нее нет выбора. К тому же она сможет изображать мученицу, рассказывать друзьям, как сильно пострадала ради правого дела.
Допрос остальных слуг оказался куда легче, чем беседа с Джулианой. Монкриф потерял надежду узнать что-нибудь полезное. Когда отпустили последнего, Кэтрин спросила:
– Ты еще веришь, что нам удастся найти свидетеля?
– Я прихожу к выводу, что в Балидоне одни слепцы. Монкриф встал и прошел к окну. Блики полуденного солнца сверкали на поверхности реки, превращая ее в расплавленное золото. Вдали поднимался лес, окружающий Балидон со всех сторон. Когда-то он служил замку защитой, но надобность в этом давно отпала. Часть леса герцоги продали, в другой разрешили охоту.
Кэтрин думала, что муж любуется видом, но Монкриф в это время делал ей молчаливое признание.
«Это я писал тебе письма, Кэтрин. Я был так одинок, и соблазн оказался сильнее меня».
Но не успел он вымолвить и слова, как Кэтрин встала:
– Сегодня вечером я приду к тебе, Монкриф. Я займу то место, которое предназначено мне как твоей жене. – Монкриф потрясенно смотрел ей в лицо. – Достаточно ты терпел.
«Скажи ей». Но он знал, что если скажет, Кэтрин к нему не придет. Он не святой, но и не завзятый грешник, просто мужчина, разрывающийся между страстью и добродетелью.
– Почему сейчас?
– Может быть, ради наследника. Может быть, просто пришло время. Месяц истек, Монкриф, и у меня больше нет причины носить траур. До вечера, – сказала она и вышла. Монкриф остался со странным чувством в душе – смесью вины и предвкушения.
Глава 21
Беспокойство не облегчает предстоящего дела. Только трусы боятся трудностей. Смелый делает то, что должен.
Такие слова, говорила себе Кэтрин, стоя в новой ночной рубашке и пеньюаре у дверей в смежную спальню. К счастью, рубашка была не слишком откровенной, но и не очень закрытой. Кэтрин обнаружила ее на своей кровати, когда вечером вернулась к себе в спальню. В карточке сообщалось, что ее доставили от портнихи по приказу герцога.
По приказу герцога. Она здесь тоже по приказу герцога. В Балидоне все делается по желанию Монкрифа.
Как это все началось? Как случилось, что она оказалась женой герцога, да еще такого, как Монкриф?