Пока мы не встретились

– Так напряженно. – Сама Кэтрин в это время разглядывала гобелен на дальней стене. Она в первый раз заметила, какой испуганной выглядит там пастушка, и решила, что той тоже предстоит в первый раз лечь в постель с мужем. – Ты смотришь так, как будто многого ждешь от меня.

– Но ведь это так и есть. Однако ты можешь держать меня в узде одной лишь своей улыбкой.

– Ты мне льстишь. Это не обязательно. Я готова к сегодняшней ночи.

– Готова ли?

– Да. – Кэтрин поднялась на ноги и в который раз подумала, что портреты надо бы перенести в столовую. Казалось, герцоги прошлых времен наблюдают за каждым ее шагом, а их глаза с удовлетворением поблескивают.

Улыбка пропала с лица Монкрифа.

– Кэтрин, ты так прекрасна и так испугана! В этом голубом пеньюаре ты выглядишь юной и девственной.

– Но я ни то ни другое.

– Думаю, ты просто этого не знаешь. – Монкриф подошел ближе и продолжил: – Ты сегодня без костылей. Как твоя щиколотка?

– Уже хорошо. – Голос Кэтрин предательски дрогнул. – По крайней мере, на короткие расстояния я могу передвигаться самостоятельно.

Монкриф наклонился и приподнял ее. Кэтрин испуганно вскрикнула.

– В проходе холодно, а ты босиком.

– В каком проходе?

Монкриф не ответил, а просто двинулся к стене с потайной дверцей, на что-то нажал, и картина на стене уползла внутрь.

– Путь неблизкий, надо щадить твою ногу.

– Ты несешь меня в башню? Он улыбнулся.

– Мы отправимся в какие-нибудь гостевые покои. Лишь бы подальше отсюда. – И он оглянулся на галерею герцогских портретов. – Я часто думал, что надо бы заново отделать эту спальню, а предков перенести в другие покои.

– Значит, они и на тебя смотрят?

– Смотрят, и даже с завистью. Но пусть довольствуются собственными невестами.

Кэтрин улыбнулась и прижалась щекой к его груди. Стена за их спинами стала на место. Наступила полная темнота, но Монкриф шел так уверенно, как будто видел дорогу.

– Откуда ты знаешь, где мы?

– Считаю двери. Возле каждого порога есть небольшой подъем. Сейчас мы у дверей первой из гостевых комнат западного крыла.

– Должно быть, ты в детстве часто здесь бродил. Монкриф усмехнулся.

– Знаешь, говорят, что подслушивающий часто слышит не то, что хочет. Мне приходилось испытать это на собственной шкуре. Когда отец хотел меня наказать, я, как правило, знал об этом заранее и имел возможность насладиться ожиданием.

– Тебя часто наказывали?

Перед глазами Кэтрин возник маленький мальчик, такой одинокий, но отчаянно храбрый.

– Достаточно часто, чтобы я стал бояться отца, но недостаточно, чтобы заставить меня извлечь из наказания какие-нибудь уроки. Время сделало это лучше, чем мой отец.

Кэтрин хотелось узнать, чему научило Монкрифа время, но тут он остановился и потянулся к стене. Медленно открылся проход, и Монкриф вошел в комнату, в которой было немного светлее. Кэтрин поняла, что это из-за светлых чехлов на мебели.

Монкриф безошибочно нашел кресло и посадил туда Кэтрин, но она тут же вскочила с места и подошла к Монкрифу, который стал растапливать камин.

– Не знала, что герцоги занимаются хозяйственными делами.

– Не забудь, я не родился герцогом. Четырнадцать лет я делал все сам, так что у меня достаточно опыта, чтобы жить как нормальный человек, а не только как герцог. – Он с улыбкой обернулся к Кэтрин. Блики разгорающегося огня осветили его лицо.

– Думаю, у тебя хорошо получается и то и другое.

– Ты заманиваешь меня в постель, Кэтрин? Тебе не надо для этого прилагать особых усилий.

– Что ты такое говоришь! – Щеки у Кэтрин порозовели.

Монкриф выпрямился.

– Не надо пугаться. Я просто шучу.

Он коснулся ее лица и большим пальцем погладил по щеке.

– Не будь столь серьезна, Кэтрин, любовью занимаются в радостном настроении, чтобы получить удовольствие, удовлетворить страсть. Не следует вмешивать сюда такие понятия, как долг, обязанность, честь, добродетель.

У Кэтрин заколотилось сердце. Она с трудом произнесла:

– Викарий говорит, что Бог наказывает всех женщин за безнравственные мысли. Ты думаешь, это правда?

– Нет, но тут важно, веришь ты в это или нет. – У меня очень мало безнравственных мыслей.

– Тогда тебе нечего бояться викария. – Улыбка Монкрифа была такой мягкой, что Кэтрин совсем не испугалась, когда он положил ей ладонь на шею и притянул к себе. Когда губы Монкрифа коснулись ее губ, все мысли вылетели у Кэтрин из головы, остались только чувства: ощущение его дыхания, вкус его губ. Монкриф немного наклонил голову, и Кэтрин последовала за его движением. Поцелуй стал глубже. Кэтрин чувствовала, как пальцы Монкрифа скользят по ее волосам, и сама протянула руку, чтобы ощутить жар его кожи.

Все чувства Кэтрин странным образом обострились. Она вдыхала запах его мыла, чувствовала шелковистую гладкость халата, слышала стук сердца.

Поцелуй закончился, но Монкриф не отстранился. Его дыхание стало тяжелым, сердце билось также часто, как и сердце Кэтрин, а к ее бедру прижалось нечто скандально-огромное, горячее и жесткое.

Монкриф медленно повел ее к кровати. Кровать была не такой высокой, как в герцогских покоях, – всего две ступени. Кэтрин поднялась и села лицом к Монкрифу.