Показуха (СИ)

Накануне дня вручения орденов, Юхимович поехал в город Днепропетровск к лучшему парикмахеру и поэту Фаенбергу, работающему в сердце города - обкоме партии. Он надеялся иметь лучшую прическу во всей области. Он ведь знал, что сам Леонид Ильич здесь стрижется, пусть не у Бориса, но все равно в здании обкома, а здание обкома - святое здание.

Борис стриг, брил Юхимовича и читал ему свои стихи. Юхимович с нетерпением ожидал конца не только стрижки, но чтения стихов, во время которых инструмент так часто выпадал из рук поэта, что клиент просто вздрагивал от этого грохота. И главное, в стихах ничего не говорилось про партию и про ордена, а все - про какую-то дырочку у Бэлочки, да про супругу Клару Абрамовну.

- Нельзя ли покончить со всем этим? - возмутился Юхимович. - На кой ляд мне эта дырочка, я человек государственный, скоро в обкоме секретарем работать буду. Мне сейчас возвращаться, ордена вручать...вместе с Левонидом Ильичом.

Поэт так перепугался, что у него выпала не только расческа, но и ножницы из рук.

- Я уже почти закончил, вы почти свободны, - сказал поэт и страшно побледнел.

- Сколько с меня? - спросил Юхимович, доставая кошелек.

- Нисколько, - сказал Борис. - Я с великих людей ничего не беру. Я искренне благодарен вам за то, что вы слушали мои стихи и если вы не забудете про меня, когда подвинете Леонида Ильича и станете на его место, - замолвите за меня словечко в издательстве, чтоб я мог издать там свои великие произведения. Это и будет та благодарность за мой скромный труд. Еще последнее четверостишие послушайте, пожалуйста:

Я обкомовский парикмахер

И стригу и поэмы строчу

Хоть работа моя - не сахар,

Я не жалуюсь Ильичу.

- Надо добавить: Левониду Ильичу, - восторженно сказал Юхимович и бросился надевать пальто. Он на бешеной скорости мчался в свою Николаевку, чтобы успеть привести в порядок не только бумаги, но и примерить костюм. Но дома Одарка обнаружила у него на затылке не пропорциональный по форме хвостик и пришла в ужас.

- Ты только посмотри, что с тобой сделали эти уроды! Где ты подстригался? - почти вопила Одарка, подсовывая мужу маленькое зеркальце, чтобы он мог посмотреть свой затылок, стоя перед большим, висевшим под портретом Ильича.

- У меня поэтическая прическа, - сказал Юхимович, пытаясь разглядеть затылок. - А черт, действительно какой-то хвост торчит. Возьми ножницы, подровняй. Ну, эти мне поэты! Как только я займу место Брежнева, я изгоню всех поэтов из парикмахерских. Это негодные люди, с ними коммунизм не построишь.

Едва Одарка подровняла волосы на затылке, Юхимович отправился на смотр всех колхозников не только на предмет вшивости, но и боевитости к завтрашнему дню. Завтра великий день.

Из областного центра в Николаевку бросили не только технику, но и лучших поваров города, всякие заморские вина, красную и черную икру и столько сортов рыбы, - вяленой, копченой, соленой, свежей, так что счастливые жители села сразу пришли к выводу, что коммунизм уже наступил, и активно начали облизываться, да тереть переносицу.

Кортеж машин прибыл ровно в два часа дня в воскресение и был встречен не только букетами цветов в руках самых симпатичных девушек, но и громом аплодисментов, пальбой из охотничьих ружей, барабанной дробью, нескончаемыми аплодисментами, криками ура, да визжанием мальчишек. А потом заиграли марш военные оркестры. Как только вылупился Брежнев, многие начали становиться на колени и вытягивать руки, словно к ангелу-хранителю, явившемуся, чтоб увести всех в царство, простите, в коммунистический рай.

Тарас Харитонович, красный как помидор, стоял рядом с лучшей дояркой колхоза красавицей и гордостью села, Марьяной. Казалось, что часть молодости и красоты Марьянки переходит и на Тараса Харитоновича, поскольку, рядом с ней, он становился и стройнее и моложе. Ему бы сбросить годков эдак пятнадцать с гаком и тогда это была бы самая лучшая пара на селе.

После гимна советского союза, исполненного оркестром, Леонид Ильич произнес краткую речь, едва заметно шамкая, прикрепил ордена к выставленным колесом грудям и к знамени колхоза, облобызал всех, но больше Марьянку, дрожавшую как осиновый лист, поднял бокал с шампанским и пожелал всем дальнейших успехов. А через некоторое время засуетился, засобирался, как всякий великий человек, у которого никогда не бывает минуты свободного времени.

Андрей Юхимович, хоть и не получил ордена, но именно он, больше чем кто-либо почувствовал обиду в душе, что самый большой человек на этой земле, уже собрался покинуть их. Он даже расплакался и стоя на согнутых коленях и вздымая руки кверху перед Ильичом, как можно громче произнес:

- Побудьте с нами, дорогой Ильич, у нас такой праздник, благодаря вашей личной заботе, вашему личному участию! Ибо другой Ильич не может, он спит в Кремле, в Мавзолее и думает горькую думу об освобождении всех народов нашей планеты земля от ига капитализма.