Похищение Европы

Закуска была скудной, зато выпивки — в изобилии. Наташа выставила на стол недоеденное Сигизмундом сыровяленое мясо местного козла и козий же, отвратительно пахнущий сыр. Она не позволила Спасу пить пиво из горлышка, принесла из буфета высокую пивную кружку и пятидесятиграммовый стаканчик. Наташа угадала во всем. В кружку он опорожнил одну из трех пивных бутылок, а в стаканчик налил чуть желтоватую жидкость из графина. — А в графине что? — поинтересовалась Наташа. — Ракия. Я всегда запиваю ракию пивом, — с вызовом ответил он.

— Это очень по-русски, — со всей возможной задушевностью отозвалась она.

— Значит, у нас русская вечеринка! Прозит!

Опустошив стаканчик, он продолжал смотреть на неё с вызовом, а она вдруг вспомнила, что есть ещё в холодильнике вполне съедобная клубника. Пришлось снова отправиться на кухню, включить свет — как-то неудобно при нём шуровать в темноте. Она старалась мыть клубнику как можно медленней. Неяркий свет, испускаемый из-под желтого абажура, позволял ей видеть происходящее в беседке. Наташа заметила: в её кратковременное отсутствие он наливал себе из графина ещё три раза. Нет, надо же и ей напиться. По возвращении в беседку она поспешно допила вино, остававшееся в бокале, и попросила его:

— Налей ещё!

— О! — усмехнулся он. — Ты перешла на со мной на «ты». Прекрасно! Воспринимаю это, как знак особого доверия. Ведь до конца ты не доверяешь никому.

— Не знаю…

Она прижала к губам спасительный бокал, уселась на скамью, отодвинулась в тень, но та была слишком узка, не скрывала её всю. Лицо он, пожалуй, уже и не рассмотрит, но руки! К тому же придется всякий раз вылезать из норы за новой порцией.

— Почему ты прячешься от меня? Не напудрила нос? Да Бог с ним! Ты, наверное, думаешь за ту бабу… Ну, блондинку… Танцовщицу…

— Она танцовщица?

— А что в этом такого? Она женщина!

— Понимаю.

— Что? Что ты можешь понимать?!

— Не кричи. Иначе наш междусобойчик будет нарушен…

Стоило Наташе произнести эти слова, как тишину спящего дома нарушил цокот когтей — под свет дворовой лампы явился заспанный Люлёк. Пёс уселся на ступни своей хозяйки и уставился на ночного гостя с осоловелым вызовом.

— У меня тоже была семья, — рявкнул Спас. — И есть.

Он вылил в кружку вторую бутылку пива, выпил залпом, закусил местным козлом, вздохнул глубоко и счастливо. Повторил все действия второй раз. Пёс сосредоточенно следил за каждым его движением. Наташа молчала. Клубника тоже пошла «на ура» — отменная закуска под пиво, особенно когда сыр и вяленое мясо уже съедены.

— Я давно развелся и после жены не знал женщин. Разве что иногда. Ну ты понимаешь…

Он внезапно осекся, настороженно глянул на Наташу и, ободренный её равнодушием, продолжил:

— Я пытался договориться с женой, но она никак не поддавалась. Нет — и всё тут. На все мои подходы одно только «нет». Я промучился с нею пятнадцать лет. Уже сам себе был не рад. То в Болгарии ей жарко. Тут не те люди, не те заработки. Дороги — узкие, ветра — резкие, я — дурак. Нет, было и что-то хорошее. Дочь, например. Я пытался направить её в правильное русло. Предлагал. Настаивал. Но туристический бизнес ей не подходил, торговля — тоже. Можно было стать риэлтором. Можно было просто оставаться домохозяйкой, можно было заниматься этим… ну как я … — речь его остановилась, он поперхнулся словами. Наташа решила прийти ему на помощь.

— Она могла бы заниматься извозом. Стать таксистом. Ты это хочешь сказать?

— Да. А что?

— В каждом мужике сидит Пигмалион. У кого-то он большой, — Наташа развела руки на стороны. Пигмалион получался у неё не столько большой, сколько широкий. Закемаривший было Люлёк встрепенулся. — А может быть, крошечный.

Наташа сложила большой и указательный пальцы правой руки, оставив между ними миллиметровый просвет.

— Но он есть в каждом! Вы — ваятели, но не каждый из вас способен полюбить творение своих рук, — торжественно закончила она.

— …её всё не устраивало, — твердил Спас. — А она… она… ты права. Она не устраивала меня.

— Вы развелись, — вздохнула Наташа.

— В итоге она подцепила какого-то англичанина и уехала с ним в Шотландию, протирать столы в барах. Дочку сначала забрала, но потом София вернулась ко мне. И слава Богу! Теперь живем вдвоем, как видишь, Наташе внезапно сделалось скучно. Надо бы ещё выпить. Но собутыльник так увлекся собой, что совершенно забыл о её давно пустующем бокале и Наташа сама наполнила его. Наверное, она уже пьяна тем вечерним опьянением, которое становится заметным, только если поднимешься на ноги. От скуки она перестала прятаться в тени, а Спас примолк, рассматривая её всё с той же бесцеремонностью. Теперь можно и эрудицией блеснуть, поставить его на место.

— Здесь вина не хуже чем в Южой Африке… такой привкус… — потеряв нужное слово, она воззрилась на него в ожидании угодливой поддержки, но он молчал.

— Забыла, как это называется, — смутилась Наташа, но он остался холоден и к её смущению.

— Я устраивала выставку в ЮАР. Приобщилась там к их искусству. Такая живопись, знаешь, в стиле фолк. Черные женщины в высоких шапках с бусами на шеях, а шеи у них в виде цилиндров…