Похищенный

Эмма вздохнула. Что ни делается, все к лучшему. Нельзя сказать, что ее так уж вдохновляла мысль о том, что придется сидеть в продуваемом сквозняками зале, выслушивая бесконечные россказни других мамаш о своих семьях и о том, как они все вместе гуляли в Кью-Гарденз. Пожалуй, для одного дня достаточно и встречи с Розиной Алькарес. Так что пока она не станет никуда записываться, а возьмет что-нибудь почитать и отправится домой.

Ухватившись за ручки коляски, она покатила ее мимо доски объявлений к полкам. Эмма выбрала для себя пару легких романов, которые уже читала раньше, и ламинированную водостойкую книжку с картинками для Риччи, который очень любил листать страницы, сидя в ванной. Зажав книги подмышкой, она направилась было к стойке библиотекаря, как вдруг заметила женщину, разговаривавшую с группой людей у окна. Эмма замерла как вкопанная.

В библиотеке было темно. Вечер еще не наступил, но сумерки сгущались, и вот-вот придется зажигать свет. Небо за окнами приобрело темно-серый оттенок, и на его фоне четко выделялся стройный силуэт женщины с распущенными волосами до плеч. Она стояла спиной к Эмме, но у той вдруг возникло странное ощущение, что эта женщина очень похожа на ее мать. Эмма остановилась в проходе между высокими полками, заставленными томами какой-то энциклопедии. Осанка женщины вдруг показалась ей очень знакомой. И то, как она жестикулировала во время разговора, тоже. Иррациональное ощущение узнавания усилилось: если женщина повернется, она непременно окажется матерью Эммы, а когда она увидит Эмму и Риччи, то радостно улыбнется им. «Что вы здесь делаете? — спросит она. — Вы не представляете, как я рада вас видеть!» Она оставит людей, с которыми только что разговаривала, подойдет к Эмме и возьмет ее за руку. «Это моя дочь и внук, — скажет она, и голос ее будет преисполнен гордости. — Какие у тебя планы, Эмма? Может, зайдем куда-нибудь и пообедаем втроем?»

Эмма вцепилась в ручки коляски. Серый свет, льющийся из окон, стал вдруг очень ярким. Потом женщина повернулась, и лицо ее оказалось совершенно незнакомым, а серый свет померк и почернел.

Мать Эммы никогда не стала бы улыбаться людям и болтать с ними вот так. Мать Эмма всегда предпочитала одиночество.

* * *

У Риччи поднялась температура. Он отказывался есть и выплевывал пищу, а моча у него стала какого-то необычного цвета. Эмма постоянно боялась, что делает что-то не так, упускает что-то из виду, но рядом не было никого, кто мог бы помочь ей советом.

— Все молодые мамаши сходят с ума от беспокойства, — успокаивала ее новый участковый врач, доктор Стэнфорд. — Ваш малыш растет и развивается вполне нормально. И хорошо набирает вес.

Да, так оно и было. Он набирал вес. Он видел. Он слышал. Он уже начал ползать. Но оставалась масса вещей, о которых Эмма не могла спросить никого.

Счастлив ли он? Достаточно ли часто он улыбается? Не слишком ли мы одиноки? Может быть, ему необходимо более многолюдное общество? Достаточно ли сильно я люблю его?

Потому что в последнее время в голову Эмме все чаще стала приходить одна мысль.

А что, если бы… Риччи не было вообще?

Воскресенье, 24 сентября

День восьмой

Из зарослей живой изгороди торчал сине-белый дорожный знак: «Bienvenue a St-Bourdain»^[11].

Рейф съехал на обочину и остановился. Под колесами машины заскрипел гравий. Он повернул ключ зажигания, и мотор смолк.

— Вот мы и на месте, — сказал он. — В путеводителе сказано, что сразу же после дорожного знака должны появиться ворота. Так что я абсолютно уверен, что это то самое место, которое нам нужно.

Эмма выпрямилась на сиденье, напряженно всматриваясь через лобовое стекло.

На поля легли длинные тени. На другой стороне дороги, чуть поодаль от них, высились две колонны из желтого песчаника с железными воротами между ними. За воротами вверх по склону холма карабкалась извилистая подъездная аллея. А на самой вершине, среди переплетения ветвей и густой листвы, едва виднелась красная черепичная крыша дома. Трава на лужайке перед входом, сбегавшей под уклон к дороге, была подстрижена неровно, временами достигая щиколотки взрослого человека. А по центру подъездной аллеи росли сорняки. Немного, но они были.

— Сад изрядно запущен, — заметил Рейф. — Похоже, они куда-то надолго уезжали.

Несмотря на явную заброшенность, сад выглядел великолепно. Ветви деревьев раскачивал легкий ветерок. У дальней стены аккуратной поленницей были сложены нарубленные дрова. Сразу же за воротами на солнце грелась кошка. Среди кустов то и дело мелькали упитанные домашние гуси. Эмма старалась дышать ровно и размеренно. Во что бы то ни стало она должна сохранять спокойствие.

Открыв дверцу, она выбралась из машины. С полей долетали летние, сочные запахи и звуки. Рейф тоже вышел из машины и знаком показал Эмме, чтобы она закрыла свою дверцу как можно тише. Он обошел машину спереди и встал рядом.

— Что вы намерены делать? — негромко поинтересовался он.

— Пока не знаю.