Похищенный (Kidnapped)

I answered by a sob; and my visitor then felt my pulse and temples, and set himself to wash and dress the wound upon my scalp.	В ответ у меня вырвалось рыдание; незнакомец пощупал мне пульс и виски и принялся промывать и перевязывать рану у меня на голове.
"Ay," said he, "a sore dunt*.	- М-да, крепко тебя огрели, - сказал он.
What, man?	- Да ты что это, брат?
Cheer up!	Брось, гляди веселей!
The world's no done; you've made a bad start of it but you'll make a better.	Подумаешь, конец света! Неладно получилось на первых порах, так в другой раз начнешь удачнее.
Have you had any meat?" * Stroke.	Поесть тебе давали что-нибудь?
I said I could not look at it: and thereupon he gave me some brandy and water in a tin pannikin, and left me once more to myself.	Я сказал, что мне о еде даже думать противно; тогда он дал мне глотнуть коньяку с водой из жестяной кружки и снова оставил меня в одиночестве.
The next time he came to see me, I was lying betwixt sleep and waking, my eyes wide open in the darkness, the sickness quite departed, but succeeded by a horrid giddiness and swimming that was almost worse to bear.	Когда он зашел в другой раз, я не то спал, не то бодрствовал с широко открытыми в темноте глазами; морская болезнь совсем прошла, зато страшно кружилась голова и все плыло перед глазами, так что страдал я ничуть не меньше.
I ached, besides, in every limb, and the cords that bound me seemed to be of fire.	К тому же руки и ноги у меня разламывались от боли, а веревки, которыми я был связан, жгли как огнем.
The smell of the hole in which I lay seemed to have become a part of me; and during the long interval since his last visit I had suffered tortures of fear, now from the scurrying of the ship's rats, that sometimes pattered on my very face, and now from the dismal imaginings that haunt the bed of fever.	Лежа в этой дыре, я, казалось, насквозь пропитался ее зловонием, и все долгое время, пока был один, изнывал от страха то из-за корабельных крыс, которые так и шныряли вокруг, частенько шмыгая прямо по моему лицу, то из-за бредовых видений.
The glimmer of the lantern, as a trap opened, shone in like the heaven's sunlight; and though it only showed me the strong, dark beams of the ship that was my prison, I could have cried aloud for gladness.	Люк открылся, райским сиянием солнца блеснул тусклый свет фонарика, и пусть он озарил лишь мощные, почерневшие бимсы корабля, ставшего мне темницей, я готов был кричать от радости.
The man with the green eyes was the first to descend the ladder, and I noticed that he came somewhat unsteadily.	Первым сошел по трапу зеленоглазый, причем заметно было, что ступает он как-то нетвердо.
He was followed by the captain.	За ним спустился капитан.
Neither said a word; but the first set to and examined me, and dressed my wound as before, while Hoseason looked me in my face with an odd, black look.	Ни тот, ни другой не проронили ни слова; зеленоглазый, как и прежде, сразу же начал осматривать меня и наложил новую повязку на рану, а Хозисон стоял, уставясь мне в лицо странным, хмурым взглядом.
"Now, sir, you see for yourself," said the first: "a high fever, no appetite, no light, no meat: you see for yourself what that means."	- Что ж, сэр, сами видите, - сказал первый. -Жестокая лихорадка, потеря аппетита, ни света, ни еды - сами понимаете, чем это грозит.
"I am no conjurer, Mr. Riach," said the captain.	- Я не ясновидец, мистер Риак, - отозвался капитан.