Похороны викинга

Дэвид принес горячую воду. Он приветствовал меня теми же словами, что всегда: «Половина восьмого, сэр. Сегодня будет прекрасное утро (иногда он добавлял: «когда разойдется туман» или «кончится дождь» и т п.).

Одевшись, я уложил в маленький чемодан немного белья, бритвенный прибор и щетки. Потом спустился в курительную комнату и после нескольких неудачных набросков написал Изабель:

«Дорогая и любимая!

Я получил вчера вечером письмо от Дигби. Он бежал так же, как и Майкл, чтобы отвлечь внимание от нас, прочих виновных и невиновных в этом печальном деле. Дигби пишет, что он невиновен и не подозревает ни Майкла, ни меня.

Ты, конечно, сама понимаешь, что я не могу остаться дома и позволить им одним расплачиваться за все, тем более, что считаю их невиновными. Если же они виновны, то я обязан им помочь. Если бы не то, что мне придется на время тебя покинуть, то вся эта авантюра была бы мне очень по вкусу.

Впрочем, я все равно на днях должен был уехать от тебя в Оксфорд на целых два месяца. Теперь же это будет продолжаться только до тех пор, пока камень не будет возвращен. Я не сомневаюсь в том, что похититель возвратит его немедленно, узнав о нашем бегстве.

Ты знаешь, что я не трогал камень, и я знаю, что ты этого не делала, но ведь я не могу изменить моему Капитану и моему Лейтенанту в трудные времена. Ты сама знаешь, что я обязан помочь им защитить невинных и пристыдить похитителя.

Впоследствии я пришлю тебе мой адрес, и ты напишешь мне, как у вас обстоят дела. Я вернусь, как только ты сообщишь мне, что все улажено.

Пока что я буду далеко от Брендон-Аббаса, и так же далеко оттуда будут сыщики тети Патрисии. Они не будут сомневаться в том, что похитителем является кто-то из нас, а может, все мы трое. Они будут безуспешно охотиться за нами, а вас оставят в покое.

Любимая моя Изабель, дорогая моя Собачья Душа, я с тобой не прощаюсь, я уеду раньше, чем ты получишь это письмо.

Дорогая, после вчерашнего вечера весь мир переменился. Жизнь прекрасна. Мне хочется петь и смеяться. Изабель любит меня, и я люблю Изабель. Ничто, кроме этого, не имеет цены.

Разве любовь не чудесна, дорогая?

Твой навсегда Джон».

Это восторженное письмо я передал Дэвиду и велел после завтрака передать его мисс Риверс. Он сохранил совершенно безразличное выражение лица, хотя в глубине души, наверное, угадал, кто будет следующим из членов нашей семьи, кто передаст ему письмо для сдачи его кому-то с глазу на глаз.

В коридоре я встретил Бердона.

– Не знаете ли вы, где мистер Майкл, сэр? – спросил он. – Его хочет видеть леди Брендон.

– Не знаю, Бердон, – ответил я.

– Кровать мистера Дигби тоже не тронута, – продолжал он. – Я не знал, что джентльмены уезжают… ничего не упаковано…

– Они не говорили мне, что уезжают, – заявил я, стараясь изобразить на лице изумление. – Наверное, они придумали что-нибудь веселое… надеюсь, что они вызовут и меня…

– Может быть, поехали на скачки, сэр? – предположил Бердон.

– Какой ужас! – ответил я и ушел с самым легкомысленным выражением лица, на какое был способен.

За завтраком нас было только четверо. Лицо Изабель вспыхнуло при виде меня, и мы глазами засвидетельствовали друг другу нашу любовь.

– Слыхали что-нибудь о капеллане? – спросила Клодия.

– Я ходила к нему вчера вечером, – ответила Изабель, – но сиделка сказала, что он спит.