Похождения одного матроса

Дунаев не договорил и усиленно заморгал глазами.

– Если доктора хотят резать, значит надо резать! –

прошептал Билль. – И вы не падайте духом, Дун, а то, глядя на ваше лицо, и Чайк упадет духом… Теперь он больной! –

прибавил Билль, словно бы поясняя, почему Чайкин может упасть духом.

– Я постараюсь.

– Когда будут его резать?

– В три часа.

– Так вот что: получите три доллара и телеграфируйте мне после операции, что с Чайком, сегодня, завтра и послезавтра. – Билль объяснил, куда телеграфировать, и вслед за тем спросил: – Или вы уж уедете, Дун, с обозом?

– Я не поеду! Сегодня отказался! Буду при Чайке, пока он не умрет или не поправится.

– А деньги у вас есть, Дун? Или все до цента отдали на хранение Кларе?

– Пятьдесят долларов осталось.

– Возьмите у меня сотню.

– Не надо. Если не хватит, буду на пристани работать.

– Возьмите ради Чайка. Около него будьте… Не оставляйте его одного… Если он поправится, то не скоро…

И Билль вынул из своего кошеля пять монет и передал

Дунаеву.

– А мне пора ехать. Прощайте, Дун, кланяйтесь Чайку!

Скажите, что я заходил прощаться. И телеграфируйте через неделю – в Сакраменто, через две – на Соленое озеро, через три – в Денвер… Надеюсь, еще увидимся…

Билль подошел к постели больного.

Чайкин в эту минуту открыл глаза.

При виде Старого Билля, одетого в старую куртку, в высоких сапогах на ногах, Чайкин, словно бы очнувшись от сновидений, унесших его совсем в другой мир, вспомнил свое путешествие, и его серые, впавшие, страдальческие глаза ласково остановились на Билле.

– Спасибо, Билль… навестили. Едете сегодня?

– Еду, Чайк.

– Счастливого пути…

– До свидания, Чайк. Надеюсь, как вернусь, поправитесь.

– Как бог даст.

– В вас духу, Чайк, много… Захотите – и поправитесь.

И доктора говорят, что недельки через три прежним Чайком станете.

Билль улыбнулся и, несколько раз кивнув головой,

вышел и только на улице смахнул слезу, показавшуюся у него на глазах, и попросил извозчика ехать скорей в контору Общества дилижансов.

– Добер Билль! – промолвил Чайкин.

– Добер. Он вчера ночью около тебя сидел… И все о тебе беспокоятся, даром что чужие… Сам губернатор был… И народ стоял… и в газетах тебя пропечатали за твой подвиг… И эта самая барыня, которой девочку ты спас, была несколько раз… Только ее не допустили… И

лейтенант Погожин был… И флаг-офицер от адмирала приезжал…

Чайкин, казалось, слушал все это равнодушно и только спросил:

– А девочка жива?

– Живехонька, Вась.

– А ты, Дунаев, место нашел?..

– Нет. Через месяц выйдет! – нарочно из деликатности соврал Дунаев.

– Так ты мои деньги возьми.

– Не надо. Есть.

– И знаешь, о чем попрошу тебя, голубчик?

– О чем?

– Если бог не пошлет поправки и мне придется помирать, то добудь ты мне священника. Верно, новый капитан позволит, чтобы батюшка с «Проворного» исповедал и причастил как следовает.

– С чего ты взял?.. Небось на поправку пойдешь!

– Там видно будет. А просьбу исполни.

– Исполню. Консула попрошу.

– Спасибо… А деньги, кои у меня есть, триста двадцать долларов…

– У тебя ведь пятьсот было…

– Я Абрамсону дал… Он ваксу продавать будет… ремесло свое бросит и дочь выправит… она больна… Так деньги возьми и на часть их похорони меня, а достальные дошли матери в деревню… Адрес при деньгах… Слышишь?

– Слышу… Только ты все это напрасно, Вась!.. Одно сумление…

– Сумления нет, Дунаев… А я на всякий случай…

Вошедшая сиделка попросила Дунаева не разговаривать.

– Больному вредно! – серьезно прибавила она и, приблизившись к Чайкину, необыкновенно ловко и умело приподняла сильными руками подушку и голову Чайкина и стала его поить молоком.

Чайкин с видимым удовольствием глотал молоко.

– А на ваше имя получено много писем и телеграмм, Чайк: верно, высказывают свое сочувствие и удивление к вашему подвигу. Как поправитесь, я принесу их вам!.. –

проговорила сиделка, вполне уверенная, что сообщенное ею известие порадует и подбодрит больного.

ГЛАВА VI

1

В это самое утро начальник русской эскадры Тихого океана, контр-адмирал Бороздин, только что перечитал вчерашние вечерние и сегодняшние утренние газеты и грустно покачивал головой, сидя у письменного стола в своем большом и роскошном номере гостиницы, в то время как его флаг-офицер, молодой мичман, заваривал чай, привезенный с корвета адмиралом на берег вместе с самоваром.

– Читали газеты? – спросил адмирал мичмана.

– Нет еще, ваше превосходительство!

– Прочтите… Там описан подвиг нашего русского матроса Чайкина, – его здесь, конечно, в Чайка перекрестили, – бежавшего в прошлом году с «Проворного».

– Мне уж рассказывал очевидец… Удивительный подвиг, ваше превосходительство.

– Какой очевидец?

– Лейтенант Погожин. Он был с пожарной командой при тушении пожара и узнал в этом смельчаке, бросившемся спасать ребенка, Чайкина… Он рассказывал, какое изумление вызвал во всех этот маленький, тщедушный на вид матросик… Он и на «Проворном» был общий любимец, ваше превосходительство! Погожин говорил, что

Чайкин был самый тихий, скромный и усердный матрос…

Он только одного боялся…

– Чего?