– Охота к нему ходить… Он тебя, жид, обманно хотел на судно определить, а ты с ним связываешься… Нешто хорошим он ремеслом занимается?. Сманивать матроса, давать сонную водку да вроде как продавать его на купеческие корабли.
– Он теперь не дает сонной водки.
– Все равно… низким делом занимается… Лучше не ходи… Еще как бы не усыпил тебя да не обобрал дочиста.
Чайкин, разумеется, не сказал, что дал Абрамсону на торговлю его ваксой денег и что, кроме того, дал денег на отправку Ревекки за город, и проговорил:
– Тоже, если разобрать по-настоящему, то и Абрамсона нельзя вовсе осудить…
– Это жидюгу-то?
– А разве жид не такой же человек? У бога, брат, все равны…
– Христа-то жид продал!
– Один Иуда не пример… И христиане бога продают, живя не по совести… А если Абрамсон и занимался нехорошим делом, так от нужды… Надо прокормиться с семьей…
– Ну, ты всякого разбойника готов оправдать… С тобой не сговоришь… По-твоему, может оказаться, что и эта воровка Клара не виновата?
– Виновата, но только…
– Что? – нетерпеливо перебил Дунаев.
– Но только надо разобрать, по каким таким причинам она потеряла совесть… Может, и были причины, что она на обман такой пошла…
– Скверная баба – вот и причина… Попадись она мне когда-нибудь! Я ее!
– Бабу-то!
– А хоть бы и бабу! Не посмотрю, что бабу в Америке очень почитают. Оттаскаю в лучшем виде; пусть даже за это в тюрьме отсижу.
– Не оттаскаешь!
– Попадись только…
– В тебе сердце оказывает, Дунаев. Отойдет, и ты не только не оттаскаешь, а простишь эту самую Клару!
– Это за пять тысяч долларов? И чтобы простил!? Довольно даже глуп ты, Чайкин… Лучше спать, чем слушать твои несуразные слова…
И Дунаев смолк.
Скоро улегся и Чайкин, но долго не мог заснуть.
И встреча с Кирюшкиным, и приятная весть о том, что
Бульдог и Долговязый не будут больше терзать матросов, и полупризнание Макдональда-Дэка в том, что он убил бывшего своего товарища, и одобрение этого убийства
Старым Биллем, и, наконец, обман молодой девушки – все это произвело сильное впечатление на его чуткую, впечатлительную натуру; и все это невольно возбуждало работу мысли этого искателя правды.
И он с каким-то мучительным беспокойством раздумывал об этих людях, стараясь объяснить себе их поступки, и чувствовал, что и убийце Макдональду в его сердце не только нашлось оправдание, но что этот убийца возбуждает в нем симпатию.
Только Бульдогу и Долговязому он никак не мог найти оправдания, но, однако, решил, что и их когда-нибудь совесть зазрит и они поймут, как они жили нехорошо.
«Время только им не пришло! А придет!» – решил он.
ГЛАВА V
Дунаев проснулся не таким сердитым, каким был вчера.
Как ни тяжела была для него потеря долгим трудом нажитых денег, но недаром же он пять лет жил в Америке и знал, что и потери колоссальных состояний не обескураживают американцев и они не падают духом и начинают снова.
И Дунаев, настолько обамериканившийся, чтобы понять бесплодность сетований о том, чего уж не вернешь, и слышавший от одного возчика немца, как тот часто повторял немецкую поговорку: «Деньги потерять – ничего не потерять, а дух потерять – все потерять», – уже спокойнее взглянул своей беде в глаза.
Вдобавок и прирожденное его добродушие в значительной степени помогло ему.
И он решил вновь нажить упорным, неустанным трудом пять тысяч, а то и больше, если подвернутся хорошие дела, и открыть мясную лавку.
«Руки, слава тебе господи, сильные, и здоровьем господь не обидел!» – думал Дунаев.
Он как-то особенно усердно помолился сегодня и, помывшись и одевшись, подошел к Чайкину и сказал уже повеселевшим и ласковым тоном:
– За ночь-то я отдумался, Вась.
– А что?
– Беду-то свою развел… Бог наказал, бог и наградит.
– Это правильно.
– Небось руки есть… Опять наживу денег. А на те пять тысяч наплевать. Будто их не было! Верно, что ли, Вась?
– Еще бы не верно! – обрадованно ответил Чайкин. –
Деньги – дело наживное.
– Сделаюсь опять капитаном. Платят капитанам хорошо.
– Хорошо?
– Очень даже.
– А например?
– Да за каждую проводку обоза пятьсот долларов можно получить.
– Отчего так много?
– Опасное дело… Сам видел, каково ездить по большой дороге. Всего бойся – и агентов и этих самых индейцев.
Выйдут, как они говорят, на боевую тропу, ну и береги свою голову. Вот за эту самую опаску и платят хорошо. Да ежели все благополучно доставить, то и награду дадут… И
ежели ты не гулящий человек, то деньги нажить можно…
– И быть убитым можно?
– Это что и говорить…
– И человека убить легко?
– И это верно… Он в тебя палит, и ты в него. Бывал я с индейцами в перестрелке.
– Так отчего ты по какой другой части не займешься, Дунаев? – спросил Чайкин.
– Не могу.
– Отчего?
– Привык к своей должности.
– И не боишься?
– Чего?
– Что тебя укокошат.
– Боишься не боишься, а все думаешь: бог не выдаст, свинья не съест.
– Деньги соблазняют?
– То-то, деньги… Наживу их, тогда брошу опять дело –
и сюда.
– Опять лавку?
– Опять.
В девятом часу, после легкого завтрака и кофе, Дунаев и Чайкин вышли из дома.
Очутившись на улице, они услышали тревожный звон колокола.
– Пожар! – заметил Дунаев.