На третьи перевалили хребет Скалистых гор и к концу дня спускались в долину между склонов по узкому ущелью…
Канзасцы, видимо, были возбуждены и все посматривали в маленькие оконца фургона.
Наконец фургон переехал большой ручей, перерезывавший дорогу. Это место было особенно глухо и представляло собою как бы ловушку. Дорога тут сворачивала направо под острым углом, спускаясь в долину.
Эта местность и называлась Скалистым ручьем и пользовалась недоброю славой. Здесь часто «шалили» в то время агенты большой дороги, внезапно показываясь на боковых тропинках на своих степных лошадях и чаще всего в масках, чтобы не быть узнанными впоследствии людьми, ими ограбленными, при встречах в театре, игорных домах и отелях.
Дунаев в качестве гонщика скота и «капитана» знал это место и, предупредив Чайкина, следил за канзасцами.
Наши матросики увидели, какими удивленными стали вдруг их лица, оба заметили, как переглянулись они между собой.
А Билль как ни в чем не бывало, точно пренебрегая опасностью, тихо спускал фургон по крутому спуску, сдерживая лошадей.
– Как называется этот ручей, Билль? – наконец спросил один из канзасцев, нетерпеливый брюнет.
– Скалистый, сэр! – спокойно ответил Билль.
– Красивое местечко.
– Очень. Мы переехали Скалистый ручей и сейчас опять его увидим, как спустимся… Там местечко еще красивее.
Через несколько минут фургон спустился в начало долинки, и Билль, свернув с дороги, остановил лошадей близ широкого ручья, окаймленного в этом месте деревьями.
Несколько куликов и уток вспорхнули из-под лошадей.
– Не хотите ли отдохнуть здесь, джентльмены? Здесь недурно напиться чаю с ромом.
– Умно придумано, Билль! – весело сказал молодец со шрамом.
– Местечко действительно красивое! – подтвердил брюнет.
– А вы, Дун и Чайк, что скажете?
Те выразили согласие.
– Так выходите, джентльмены, а я распрягу лошадей…
Дун! Вы мне поможете? А вы, Чайк, достаньте ведра, чтобы напоить лошадей.
Билль слез, а за ним Дунаев и Чайкин… Вылезли и молодцы, направляясь к ручью.
Когда Дунаев очутился около лошадей Старого Билля, тот шепнул ему:
– Отпрягать не надо. Сию минуту мы скрутим им руки.
Вы возьмите брюнета, а я займусь рыжим. Веревки в ведре.
Не забудьте сперва обезоружить их. Надо свести с ними счеты.
– Не бойтесь, Билль, все сделаю чисто.
– Так идем… А вы, Чайк, оставайтесь у лошадей! –
сказал Билль явившемуся с ведрами Чайкину.
Билль и Дунаев, оба с ведрами в руках, пошли к ручью.
При их приближении канзасцы, тихо беседовавшие между собой, тотчас же смолкли.
– Сейчас сучьев нарубим для костра… Где у вас топор лежит, Билль?. И как вы не боитесь останавливаться у
Скалистого ручья, Билль! Здесь, говорят…
Но дальше молодец со шрамом не досказал. Билль крепко обхватил его, повалил на землю и швырнул в сторону два револьвера и нож, бывшие у него за поясом. В ту же минуту был повален и обезоружен Дунаевым и брюнет.
Оба, смертельно побледневшие, не пробовали сопротивляться, когда руки и ноги их были связаны крепко веревками.
– Это по какому же праву? – проговорил молодец со шрамом, стараясь принять спокойный вид.
– Охота разговаривать! – презрительно кинул брюнет. –
Точно не видишь, что Билль хочет нас доставить шерифу в
Сакраменто в виде товара.
– Ошибаетесь, джентльмены. Мы вас сейчас будем судить судом Линча. Садитесь и приготовьтесь защищаться! – угрюмо проговорил Билль.
Ужас исказил черты канзасцев.
Чайкин был поражен, когда увидел всю эту сцену, и не отходил от лошадей.
– Чайк, подите сюда! – крикнул Билль.
И когда Чайкин приблизился, Билль проговорил:
– Вы, иностранец, должны быть третьим судьей. Поклянитесь, что будете судить этих двух джентльменов по совести.
Испуганный, что ему придется судить, Чайкин просил избавить его от этой чести.
Но Билль сказал:
– Тогда нас будет двое без вас. Втроем дело будет правильнее.
– Не отказывайтесь, Чайк! – проговорил молодец со шрамом. – Прошу вас, будьте судьей.
Тогда Чайкин согласился и, перекрестившись, проговорил:
– Клянусь судить по чистой совести.
– Ну, теперь ладно. Я приступаю.
И с этими словами Билль сел на землю, поджав под себя ноги. По бокам его расположились Дунаев и Чайкин.
Билль был угрюмо серьезен, Дунаев торжествен, Чайкин подавленно грустен.
– Подсудимые, – начал Билль, – готовы вы отвечать на вопросы?
– Я готов! – отвечал дрогнувшим голосом молодец со шрамом.
Брюнет молчал.
– А вы? – спросил Старый Билль.
– Я? Смотря по тому, что вы будете спрашивать, Билль.
– А вот услышите. Ваши имена, джентльмены?
– Меня зовут Вильям Моррис.
– А меня, положим, Чарльз Дэк.
– Положим, что так. Я обвиняю вас, Вильям Моррис и
Чарльз Дэк, в том, что вы, агенты большой дороги, имели намерение ограбить Дуна и убить всех нас предательски перед Виргиниею. Помните свист? И помните, почему вы не ответили на него?
– А почему? – спросил Дэк.
– Потому что все мы были наготове. И я первый положил бы вас на месте, если б вы ответили.
– Правильно, Билль. Вы – ловкая лисица! – сказал, усмехнувшись, Дэк.
– А вы, Моррис, признаетесь?
– Признаюсь.
– Слышали, Дун и Чайк?
– Слышали, Билль.