Похождения одного матроса

– О господи! – мог только проговорить старик и, сорвавшись с кресла, крепко пожимал Чайкину руку.

Ревекка все слышала за перегородкой, в кухне, где она готовила чай. Слышала и, взволнованная, тронутая, утирала слезы.

Когда она принесла чай и бутылку коньяку, отец радостно проговорил:

– Рива… Ривочка… господин Чайк… он спасает нас…

дает сто пятьдесят долларов на дело и пятнадцать долларов…

– Я все слышала, папенька… Но только не надо брать…

У Василия Егоровича, может быть, последние. Где ему больше иметь?.. А ему самому нужно! – говорила Ревекка, и ее большие красивые черные глаза благодарно и ласково смотрели на Чайкина.

Абрамсон испуганно и изумленно спросил:

– Разве вы последние хотите мне дать, Василий Егорович?

– Дал бы и последние, – вам нужнее, чем мне… Но только у меня не последние… У меня пятьсот долларов есть, Ревекка Абрамовна…

– Пятьсот?! – воскликнул Абрамсон, полный удивления, что матрос имеет такие деньги.

Была удивлена и Ревекка.

Тогда Чайкин, краснея, поспешил объяснить, что последнее время получал на «Диноре» двадцать пять долларов в месяц и что капитан Блэк дал ему награды четыреста долларов, и рассказал, как он к нему хорошо относился.

И Ревекка тотчас же поверила. Поверил и Абрамсон, несмотря на такую диковинную щедрость капитана и свой скептицизм, выработанный благодаря ремеслу и собственной неразборчивости в добывании средств.

Да и трудно было не поверить, глядя на открытое лицо

Чайкина и слушая его голос, полный искренности.

– И вам, значит, повезло, Василий Егорович… И я рад очень… А что вы даете мне деньги, этого я вовек не забуду… Не забуду! Я мог думать, что вы ругаете Абрамсона…

Тогда ведь я с вами худо хотел поступить, а вы за ало отплатили добром… И да поможет вам во всем господь! – с чувством проговорил старый еврей. – А капитал ваш я вам возвращу… Вакса пойдет… должна пойти! – прибавил

Абрамсон и сразу повеселел…

– Кушайте чай, Василий Егорович! Кушайте, папенька, чай!. – сказала Ревекка.

– Попробуйте коньяку… И что за коньяк, Василий

Егорович!. А может, вы хотите компаньоном быть? Если хотите – половина барышей ваша!

– Нет, Абрам Исакиевич, пусть барыши будут ваши… И

если поправитесь – отдадите… И не беспокойтесь за деньги… А у меня пятьсот долларов в билете… Надо его разменять… Пойдемте отсюда вместе в банк.

С радости Абрамсон налил в свой стакан порядочную порцию коньяку, после того как Чайкин налил себе несколько капель.

– Можно и в лавке, если угодно, разменять…

– Так разменяйте, Абрам Исакиевич.

И Чайкин достал из-за пазухи мешочек и вынул оттуда банковый билет в пятьсот долларов.

Давно уж не видал старый еврей таких больших денег, и когда взял билет в свою костлявую худую руку, то она слегка дрожала, и на лице Абрамсона стояла почтительная улыбка.

– А вы лучше сидите, папенька. Я разменяю! – вдруг сказала Ревекка.

– Пхе! Зачем ты? Тебя еще надуют. Фальшивых дадут…

– Мне-то?

– То-то, тебе.

– Разве я не понимаю, какие фальшивые деньги? – не без обиды в голосе спросила молодая еврейка.

– Ну, положим, понимаешь…

– И даже хорошо понимаю, папенька.

– Но ты можешь потерять их…

– Разве я теряла деньги, папенька?

– А то из рук вырвут…

– Зачем вырывать деньги? И разве я такая дура, что деньги показывать всем на улице стану? Я не такая дура! –

И, словно желая убедить отца, она прибавила: – А если вы, папенька, пойдете менять, то…

– Что же тогда? – нетерпеливо перебил Абрамсон.

– О вас, папенька, в лавке могут подумать нехорошо…

Такой у вас костюм, – и такие деньги… И могут не разменять.

– А ведь Ривка умно говорит… Костюм… Это правда…

Но и тебе, Ривка, не разменяют. Тоже дурно о тебе подумают…

Ревекка вспыхнула.

Тогда Чайкин сказал, что он сам разменяет и тотчас же вернется.

– Как бы и вас, Василий Егорович, не обманули…

Нынче фальшивые гринбеки 13 ходят. Возьмите лучше

Ривку, – сказал Абрамсон.

– Так-то оно лучше будет. Пойдемте, Ревекка Абрамовна.

– Ты, Рива, лучше в банк проведи, если в магазине не разменяют! – напутствовал отец.

Ревекка надела шляпку и бурнус, и Чайкин вышел с ней на улицу.

Молодая девушка шла первое время молча.

– Василий Егорович! – тихо сказала она.

– Что, Ревекка Абрамовна?

– Я вас так и не поблагодарила, – взволнованно произнесла она. – Но вы… вы… должны понимать, как я вам благодарна за то, что вы пожалели нас. И… эти пятнадцать долларов для меня…

– А вы разве не пожалели меня тогда, Ревекка Абрамовна?.. Всякий должен жалеть другого… Тогда и жить лучше будет…

13 Ассигнации ( англ. greenbacks)

– Это вы очень даже верно говорите, Василий Егорович. И я прежде очень дурная девушка была… Папеньке помогала в дурных делах, нисколько не жалела людей. Но только, когда вы у нас тогда были и говорили, как надо жить, слова ваши запали в мою душу… И я с тех пор уже не помогала отцу… И мы с маменькой отговорили его… Он больше уж никого не угощал грогом, от которого приходил сон… Бог даст, теперь он и совсем бросит свое нехорошее ремесло. И все это будет из-за вас… Так как же не благодарить вас?. И нет у меня таких слов, Василий Егорович…

Она говорила быстро и возбужденно и от этого вдруг закашлялась долгим сухим кашлем.