Матрос на носу шлюпки бросил весло и взял крюк.
– Шабаш! – раздалась команда капитана.
И в мгновение ока весла были убраны, и вельбот пристал к пристани.
Капитан вышел из шлюпки.
– По чарке за меня! – сказал он, обращаясь к молодому загребному, который вместе с другими гребцами стоял, вытянувшись, перед капитаном и, весь вспотевший, тяжело дышал своей здоровой, высоко выпяченной грудью.
– Покорно благодарим, вашескобродие! – за всех отвечал загребной.
– Вельботу быть на пристани в семь часов!
– Есть, вашескобродие.
– Слышал?
– Слышал, вашескобродие, в семь часов.
– Если минуту опоздаешь… смотри!..
И с этими словами капитан пошел своей быстрой походкой по пристани, слегка сгорбившись по морской привычке.
Он был в нескольких шагах от Чайкина, взглянул на него и равнодушно отвел взгляд.
«Не узнал!» – подумал Чайкин.
И в ту же секунду в голове его блеснула мысль:
«А что, если б он узнал да велел отвезти его на клипер?»
От одной мысли у Чайкина упало сердце, и он инстинктивно отодвинулся.
Его окрик: «Прикажу вас всех отодрать!» – напомнил
Чайкину прошлое и заставил облегченно вздохнуть, когда он, успокоенный, радостно подумал, что теперь никто не может сказать ему этих слов…
Капитан взял коляску и уехал.
И гребцы тотчас же выскочили на пристань, исключая одного, и пошли на берег, направляясь, очевидно, в ближайший кабачок, чтобы «раздавить» по стаканчику.
Тогда Чайкин подбежал к ним.
– Братцы-матросики, здравствуйте! – радостно воскликнул он.
– Здравствуйте, земляк! – ответили матросы и, видимо, не узнавая Чайкина, удивленно смотрели на него.
– Аль не признали, братцы?
– Да вы кто такие будете? – спросил загребной.
– Нешто не узнал Чайкина, Вань?
– И впрямь, не узнал… Здорово, брат… Тебя и не узнать, Чайкин… Совсем форсистый стал… ровно господин.
Вельботные обрадовались и пожимали руку Чайкина –
недаром же его все так любили на клипере. Его оглядывали и дивились.
– Так ты, значит, остался тогда…
– Остался, братцы…
Они вместе пошли в кабачок, и Чайкин на радостях угостил всех по стаканчику и выпил сам пива.
– Ну что, братцы, как живете?.. по-старому?
– По-старому! – отвечал загребной. – А ты как?
– Хорошо, братцы.
– При месте?
– В матросах был, а теперь около земли буду… И денег заработал, братцы… И вообще хорошо на воле жить… А
старший офицер как?
– Известно, как… Только, слышно, отмена скоро порки будет! – сказал загребной.
– Беспременно должна быть… А боцман что? – спрашивал Чайкин.
– Боцман куражится… Что ему!.
– Кланяйтесь Кирюшкину, братцы, от меня. И всем ребятам кланяйтесь… А скоро пускать будут команду на берег?
– Первую вахту завтра…
– И Кирюшкина пустят?
– Верно, пустят…
– Так скажи ему, Вань, что я его беспременно хочу видеть. Добер он был до меня, и я этого не забуду вовек…
С четверть часа просидели гребцы с Чайкиным в кабачке, и все это время шли взаимные расспросы. Чайкин расспрашивал про житье на клипере, матросы расспрашивали Чайкина, как он этот год жил, и хорошо ли здесь жить, и как он научился ихнему языку, – словом, разговор не иссякал.
– А очень сердился капитан, что я опоздал тогда, братцы?
– Очень, и старший офицер тоже.
Когда загребной объявил, что пора «валить» на вельбот, Чайкин проводил гребцов до вельбота и еще раз просил сказать Кирюшкину, что он ему кланяется и будет завтра поджидать его на пристани… Пусть он позади всех, мол, идет… Затем Чайкин простился со всеми, пожелал, чтобы вышла матросикам «ослабка», и долго еще провожал глазами удалявшийся вельбот.
Через четверть часа он зашел в один из салунов на набережной и, позавтракавши, направился к Абрамсонам.
Переулок, в котором жил старый еврей, Чайкин нашел после долгих блужданий. Наконец он попал в него и узнал дом. Войдя во двор, он подошел к старенькому флигелю и постучал в двери.
Некоторое время никто ему не отворял. Тогда он стал стучать сильнее.
– Кто там? Кого нужно? – по-английски спросил молодой голос, по которому Чайкин тотчас же признал Ревекку.
– Чайк! Русский матрос! – отвечал по-английски Чайкин.
– Мы не знаем Чайка… И отца нет дома…
– В таком случае кланяйтесь господину Абрамсону и вашей маменьке, Ревекка Абрамовна, а вас позвольте поблагодарить, что вы ко мне были добры и научили, сколько жалованья требовать… А я в другой раз приду! – проговорил Чайкин по-русски.
– Так это вы, тот бедный матросик, которого ночью отец привел? – спросила Ревекка, и тоненький ее голос сразу сделался радостным.
– Я самый, Ревекка Абрамовна!
– Так подождите минутку. Я сейчас отворю…
За дверьми торопливо зашаркали туфли.
Через несколько минут послышались шаги, и двери отворились.
При виде хорошо одетого Чайкина Ревекка удивленно попятилась назад.
– И вы, Ревекка Абрамовна, не узнали? – спросил, улыбаясь, Чайкин.
– Вы тогда были в другом костюме, а теперь такой джентльмен. Пожалуйте в комнату, господин Чайкин!.
Здравствуйте! Очень рада, что вы нас вспомнили! – радостно говорила Ревекка, пожимая руку Чайкина.
Чайкину показалось, что она похудела и побледнела и ее большие черные глаза как будто ввалились.
– Чем угощать вас, господин Чайкин? Может быть, рюмку вина хотите?