Мы подъезжаем к шикарному ресторану с услугой парковки автомобилей. Это поле для гольфа, и, когда Эмерсон оказывается перед входом, кто-то открывает мне дверь. У стойки девушки-метрдотеля он называет свое имя, и через несколько минут она уже ведет нас к нашему столику. Он все это спланировал заранее? Мы никогда не ходим в рестораны. Он отодвигает для меня стул, и я, стараясь вести себя естественно, сажусь. Он пододвигает меня к столу, но, прежде чем пойти к своему стулу, наклоняется и прижимается губами к моему уху. Я мгновенно напрягаюсь.
– Веди себя прилично, – шепчет он, и по моей спине пробегает холодок.
Вести себя прилично? Как это понимать?
На первый взгляд все кажется нормальным: официант принимает наш заказ на напитки. Я прошу принести мне воды, потому что, если честно, во рту у меня все пересохло. Все это заставляет меня страшно нервничать. Как будто у меня к груди привязана бомба замедленного действия. Вернее, она засунута мне во влагалище, а Эмерсон держит в кармане детонатор.
Мы не говорим друг другу ни слова, молча просматриваем меню, но я не в состоянии даже думать. Я едва могу читать и, клянусь, истекаю потом.
– Может, вы сами закажете для меня?
Он смотрит на меня поверх своего меню.
– Что случилось? Ты нервничаешь?
Я смотрю на него.
– Да. Очень.
– Почему?
Я хмурю брови.
– Вы знаете, почему.
– Мы на людях, Шарлотта. Или ты думаешь, что я устрою здесь сцену?
Я тяжело вздыхаю, но не отвечаю. Он подначивает меня, и мне хочется наорать на него. В ресторане так тихо. Звучит нежная фортепианная музыка, стоит приглушенный гул голосов. Но я все еще сижу здесь с вибратором внутри и знаю, что в любой момент он оживет. И я совершенно без понятия, как мне сохранить самообладание, когда это произойдет.
Я знаю лишь, что не могу подвести Эмерсона.
Официант возвращается, и Эмерсон заказывает нам обоим блюдо дня: курицу в панировке из орехов пекан и салат орзо. Тем временем я глотаю воду со льдом, как будто только что пробежала целую милю.
Между нами вновь воцаряется молчание, и я смотрю на него, ожидая, что Эмерсон пошевелится или что-нибудь скажет. Наконец я решаюсь заговорить первой.
– Она была одной из ваших специальных секретарш? – тихо спрашиваю я, оглядываясь, чтобы убедиться, что нас никто не слушает.
– Да, – просто отвечает он. – И поэтому ты была так груба с ней?
– Я не была груба. Вы попросили меня поприветствовать ее, что я и сделала.
– Я не просил, Шарлотта. – Он откидывается на спинку стула – такой самодовольный и красивый, что я злюсь на него еще больше.
– Верно, не просили. Вы приказали мне. И вы не всегда так делаете.
– Тебе нравится, когда я тебе приказываю?
Я делаю глубокий вдох, не зная, какой ответ он от меня ждет.
– Иногда.
– Но не все время?
– Я не знаю. Просто я…
Понятия не имею, что пытаюсь сказать. Я растеряна, чувствую слишком много всего, в том числе и то, что даже не в состоянии выразить словами.
– Знаешь, почему я приказал тебе, Шарлотта?
– Потому что вы знали, что она мне не нравится.
Уголки его губ ползут вверх.
– Потому что я хотел, чтобы она знала, что ты больше, чем обычная секретарша. Я хотел дать понять, что ты моя.
Вот как. Мои губы приоткрываются, но слова не слетают с них. Он… говорил, что я его? Он дал ей понять, что я его новая девушка. Почему я этого сразу не поняла? Как я вообще к этому отношусь?
– Почему? – спрашиваю я, когда наконец вновь могу издавать членораздельные звуки.
– Потому что ты теперь моя, разве нет? Если только ты не хочешь вернуться к тому положению вещей, что было раньше…
– Нет, – выпаливаю я. – Не… не знаю, почему не захотела подчиниться. Просто я… не стала этого делать.
Он снова едва заметно усмехается.
– Интересно.
– Думаю, я ревновала.
– Зачем тебе ревновать? Она была прошлым. Ты настоящее.
Потому что в глубине души я хочу быть всем. Прошлым, настоящим, будущим. Но я не могу этого сказать. Это было бы слишком.
– Вы… вы спали с ней? – спрашиваю я почти шепотом. Он чуть колеблется, но отвечает:
– Да.
Я чувствую укол ревности, но ответить не могу, потому что возвращается официант и ставит на стол наши тарелки. От еды пахнет так вкусно, что я почти забываю о теме разговора. Но я не могу не думать о нем и Монике, о ней как о его «рабыне», о том, как они занимаются сексом.
– Ешь, – говорит Эмерсон, и на этот раз я его слушаюсь. Потому что это действительно очень вкусно.
С аппетитом поглощаю все филе и салат орзо. Когда я в конце еды откладываю вилку, похоже, он почти доволен мной. Это так здорово, что я почти забываю про вибратор, который все это время дремлет у меня в трусах.
Официант забирает наши тарелки, и я снова смотрю на Эмерсона. С полным животом и слегка расслабившись, я набираюсь смелости, чтобы наконец спросить то, что действительно хочу знать.
– Вы сегодня с ней трахались?
Похоже, он в шоке от моего вопроса.
– Сегодня?
– Да. Пока вы проводили для нее экскурсию.
– Ты действительно думаешь, что я бы это сделал?
– Не знаю, – отвечаю я.