ПОКОЛЕНИЕ «NET»

Ни то чтобы ей было действительно страшно, скорее уж девушка ловила себя на мысли, что «дымовухи» привлекают к митингам больше внимания прессы, чем мирный протест. Просто в ее голове плохо укладывалась картина, как ОМОН сажает ее в автозак, увозит в отделение полиции, составляет протокол…

— А вот и автозак, как заказывал! — Юля толкнула Тимофея локтем в бок.

Машины на больших, шипованных колесах, выкрашенные в грязно-белый цвет, мрачно возвышались в дальних углах Исаакиевской площади. Со стороны собора автозаки заняли всю парковку, вытеснив оттуда обычные автомобили. Площадь не была перекрыта, никто не хватал людей «на подходе», однако Юля и Тим отметили, что улицы, ведущие в сторону набережной и парка с памятником «Медный всадник» перекрыты сплошными синими заборами. Не полиция возвела эти ограждения, но количество путей к отходу с площади резко сократилось.

На территории возле собора не было никого, кроме дежуривших там стражей правопорядка. Редкие туристы, которым захотелось посетить в это время дня храм, спешили покинуть площадь под их колкими взглядами. Куда-то пропали вечные торговцы сувенирами и безделушками, стоявшие всегда в ряд напротив Исаакиевского собора. Место из туристической Мекки вмиг превратилось почти в закрытое, очень петербургское пространство, куда только местные жители явились для того, чтобы «провести диалог» с действующей властью.

В другой стороне площади кипела жизнь. Здание ЗАКСа было плотно огорожено железными прутьями на устойчивых металлических «ножках», через каждые несколько метров по их периметру расположились полицейские. Мужчины, заложив руки за спины, напряженно смотрели вперед, через всю площадь, где стояло, напротив них, несколько сотен человек.

— Смотри, смотри! — почти радостно указала в их сторону Юля. — Они пришли! Так много!

— Надо больше, — заметил Тимофей. Он был прав, митингующие не занимали и половины Исаакиевской площади, их ряды разрывала территория проезжей части, по которой изредка проносились одинокие машины. Часть граждан собралась на проходе у гостиницы «Астория», полностью заполнив собой тротуар. Между ними юрко передвигались журналисты с камерами, в ярких жилетах и со штативами в руках. Полицейские, вооруженные громкоговорителями, расхаживали туда и сюда возле гостиницы, периодически призывая собравшихся петербуржцев разойтись.

— Товарищи, освободите тротуар! Вы мешаете проходу посетителей гостиницы и гостей нашего города! — донеслось до Юли. Она кинула взгляд на туристов из «Астории», которые сидели в принадлежащем отелю дорогом ресторане, пробуя икру. Лица у них были напряженные. Нехорошая молва о митингах в России ходила уже давно, еще с 90-х годов. Теперь эти немцы и американцы, наверное, думали, что сейчас их будут бить, параллельно разгромив те большие, «аквариумные» окна, за которыми они поедали свои туристические обеды.

Юля сомневалась, что хоть какая-то западная держава ДЕЙСТВИТЕЛЬНО понимает, что происходит в Российской Федерации уже много месяцев. Европейский Союз может издавать длинные директивы и делать заявления, Хилари Клинтон способна изойти пеной от возмущения и сочувствия, но они все равно никогда не смогли бы осознать происходящее. У русских людей просыпалась гражданская сознательность: не та, которую воспитывают на уроках патриотизма в штате Канзас, и после которой каждый христианин считает своим долгом пнуть со своей лужайки случайно забредшего на нее гея. Российский человек начинал испытывать ГОЛОДНУЮ сознательность, которая веками вкладывалась в человеческий мозг эволюцией, когда невозможно терпеть, и так чертовски досадно, что хочется растерзать любого, кто причастен к несправедливости, против которой эта сознательность протестует.

«Обиженный, вставай! Обманутый, вооружайся!»[62]

— Давай, поближе, — поражаясь своей храбрости, Юля потянула Тимофея в толпу. Они попали в объектив какой-то телекамеры.

Среди граждан царило напряжение и раздражение. Некоторые пришли на площадь еще час назад (общий сбор был объявлен на 18 часов вечера), но с того момента ничего важного или интересного не произошло. Людей становилось все больше, но координаторы у митинга отсутствовали. Кричать никто не решался.

— «Винтят»? — коротко поинтересовался Тимофей у одного из парней, вальяжно прислонившегося к стене гостиницы «Астория». На его лице отражалось полное спокойствие, казалось, он чувствовал себя, словно дома.

— Иногда, — кивнул он. — Но не здесь. Забрали парочку особо голосистых из тех, кто ближе к ЗАКСу стоит, — с этими словами, молодой человек указал рукой вперед, через дорогу.

В указанном направлении толпилось много людей, большинство из них даже не обращало внимания на то, что они занимают проезжую часть. Медленно подбираясь все ближе к зданию Законодательного собрания, правда, скорее по инерции, чем по волевому намерению, толпа периодически разрывалась криками и лозунгами.

— Это наш город! Это наш город! — повторяли они.