–
Поздравляю! – Алиса срывается с места, кое-как протискивается между Марией Михайловной и кухонным столом и бросается мне не шею. Мы едва знакомы… Медленно опустив ладони на ее стройную талию, на какую-то крохотную дольку момента я будто ощущаю сквозь растерянность именно то тепло, в котором так сильно нуждался в чертов новый год…12
Два тюля: один светло-сиреневый, другой фисташковый. Штор нет. Я гляжу в окно сквозь эти чудные ткани, сидя на темно-сиреневом диване, и хмурюсь. Светлое небо ужасающе контрастирует с улицами, на которых перемешана грязно-серая слякоть. Карина вплотную подсаживается ко мне, до этого она убиралась в своей комнате, строго настрого запретив мне заходить туда или пытаться хоть как-нибудь заглянуть. Как оскорбительно глупо наставлять меня, словно малое дите…
– Знаешь, что я понял в новый год? В мире столько различий, аж забавно становится, взять хотя бы то же самое одиночество. Для одного оно как способ восстановить силы, для другого – стиль жизни, вынужденный или намеренный выбор.
– Это сейчас ты тонко намекаешь на меня, правильно понимаю? Ты не меня злишься?
– Не то, чтобы…
Карина, бестактно перебив, не дает мне договорить.
– Ну разве ты можешь злиться на меня сейчас?
Она опускается ко мне на колени, скидывает верхнюю одежду, лезет с поцелуями, и я только успеваю усмехнулся оттого, насколько быстро заданный вопрос обратился в сплошную бессмыслицу. Горячие пухлые губы обезоруживают, стирают память, и я забываю обо всем, тем более о том, как попал в гости, из-за чего злился дня четыре назад… И правда, какое оно теперь значение имеет. Да и имеет ли хоть что-то какое-то значение, когда бушует молодость и страсть?
Накрывшись пледом вместо одеяла и прижимаясь друг к другу, мы выжимаем последние капли из любовного огня. Не хватает ночи и луны… Какого же это вдруг проснуться от серебристого сияния, и пуститься любоваться человеком, которого любишь, а потом, теряясь среди странных ночных мыслей, дальше провалиться в сон?
– Мне так хорошо с тобой, ты просто представить не можешь. Если бы я только мог выразить все свои чувства, но они настолько бесконечны, неподвластны…
Мы устало касаемся друг друга губами, но это мало – энергия бьет ключом, и желание поддаться огню любви до сих пор не покинуло тело, которое растратило всю энергию…
– И мне. Так хорошо. Спокойно… Самое странное, что и я не знаю, как выразиться, представляешь?
– Я вижу твою любовь, а это уже настоящий дар.
– Но тебе ведь хочется слышать, ведь хочется?
– Конечно.
– А я не могу…
Карина поворачивается ко мне, но я опережаю ее: нависаю над ней и, бросаюсь целовать то в щеки, то в шею, и вместе с тем шепчу:
– Ты мое неслыханное счастье, я просто поверить не могу, что мне так повезло повстречать тебя, я не могу поверить, что мы вместе, и я безмерно счастлив всем тем случайностям, в которые, даже несмотря на то, что они уже случились, все равно не могу поверить. Когда ты рядом, когда я закрываю глаза, мне кажется, будто я рассекаю космические просторы целой вечности… И это настолько приятное чувство, ты бы знала… Рядом с тобой мне кажется, будто я не чувствую землю, будто я и вправду в невесомости, будто меня куда-то тянет… – Я мечтательно прилегаю к ней, не отпуская рук с ее обнаженного тела. Карина молчит, я жду несколько минут и затем легонько толкаю ее в руку. – Что ты не отвечаешь?
– Думаю.
– О чем же?
– Да так, неважно, просто, бывает, вдруг задумываешься о чем-то, на что внимание никогда раньше не обращал, и оно вдруг начинает казать чудовищно важным…
– Так о чем же ты думала?
– Ну так. Пустяк. Ты непременно засмеешься, если я скажу, или вообще посчитаешь меня за дурочку. И как только я могла о чем-либо думать, когда ты пел о любви…
При этом она косит глаза к потолку, явно пытаясь удержать те пустяковые мысли.
– Не буду я смеяться, честно. Мне очень даже интересно.
– Ладно, скажу, – без боя сдается она и после непродолжительной паузы признается. – Ты никогда не задумывался о том, как мы воспринимаем вкус, запах и… Эмоции! Как они рождаются в нас? Цветут, управляют нами? А как мы думаем? Как складываются наши мысли? Как они живут в наших головах и уживаются друг с другом, а не воюют, как люди, и не разрушают нас, как мы разрушаем собственную планету?
– По-моему, ученые еще не разгадали эти тайны.
– Какая же я дура! – Она поспешно прячет лицо в подушке, закрывая голову ладонями. – Как я теперь жалею. Надо было молчать. Всегда надо молчать. Никогда не признаваться…
Я окутываю ее руками, насильно переворачиваю и вплотную прижимаю ее голову к своей груди. С отцовской мудростью в голосе успокаивающе заговариваю:
– Не глупая ты… Знаешь, и я очень часто думаю о такой ерунде, но ведь мы на ней не зацикливаемся, не ставим на место главного вопроса жизни, верно?
– Не ставим.
– Значит, все с нами в порядке, иначе бы мы превратились бы в душевнобольных, а эти мысли… Забудутся уже полчаса спустя, настолько они пустяковые и незначительные.