Покорение Средней Азии. Очерки и воспоминания участников и очевидцев

Недолго отдыхали мы на этом месте. Скоро барабаны затрещали подъем, люди поднялись и выстроились, артиллерия впрягла лошадей, и мы тронулись снова. Впереди, за лентой полей, виднелся прелестный голубой хребет Самарканд-Тау, подошвы которого рисовались большими темно-синими пятнами; нам говорили проводники, что это были заросшие садами ущелья Ургута. Странно, что мы по дороге совершенно не встречали никого из жителей, даже в полях не видно было ни одного человека; казалось, что жители бежали от нас и оставляли на полях работы при первом появлении вдали, на дороге, белой ленты нашего отряда со сверкающими на солнце черточками штыков.

Часам к четырем вечера отряд наш пришел к месту ночлега, верстах в шести не доходя до Ургута. Мы расположились на просторной луговой равнине большим четырехугольником, примкнув к быстро бегущему ручью, называвшемуся также Ургутом. Шесть рот пехоты стали развернутым фронтом по фасам четырехугольника, казачьи орудия стали между ротами, казаки растянулись по берегу, прикрывая расположенные здесь же ротные кухни; середину лагеря заняли отрядный обоз и офицерские палатки. Несколько пустых сакель примыкали к самому лагерю; эти, видимо, были брошены не более как за час перед нашим прибытием. Жители успели захватить только самое для них ценное, все же остальное было в беспорядке брошено, как внутри сакель, так и посреди двориков: посуда глиняная и деревянная, несколько мешков (батманов) с зерновым хлебом, какие-то пестро раскрашенные с позолотой шкапики и много разного хлама. Сейчас же занялись варкой ужина. На дрова разобрали крышу одной из сакель, и под громадными ротными котлами запылали яркие костры. Офицерские денщики забегали с медными чайниками. Лагерь принял свою обычную физиономию.

Прямо перед нами подымались горы; казалось, что можно было рукой достать эти покрытые сочной зеленью склоны, но почти таш (восемь верст) отделял нас от подножья хребта. Ближе всего, постепенно сливаясь с равниной, высились роскошные ярко зеленые холмы; выше поднимались грозные скалы причудливой формы, громоздясь одна на другую, то расходясь и образуя темные теснины, то сплошной стеной загораживая темно-синее небо. Клочковатые, разорванные тучи скользили по каменным утесам, бросая на них бегущие тени; иногда они сплывались в большие массы, спускались к самым подножьям и медленно ползли понизу, пока вырвавшийся из ущелья стремительный порыв ветра не разрывал их и не гнал снова ввысь, к искрившимся на солнце ярко-белым снежным вершинам. Густые сады, между которыми виднелись глиняные постройки, раскинуты были по ближайшим склонам; за ними возвышался отдельный курган, вершины и скаты которого тесно были обстроены. В бинокль можно было ясно различить отдельные сакли и зубчатые стены на вершине кургана. Далее, за курганом, снова виднелись сады, постепенно теряясь в глубоком ущелье. Это и был Ургут, расположенный у входа в свое недоступное ущелье.

Между тем свирепствовавшие в горах порывы ветра стали доноситься и до нас; заколыхались легкие шелковые значки и дрогнуло натянутое на тонких веревках полотно солдатских палаток. Свинцовая туча, охватив полгоризонта, шла прямо на наш лагерь с глухими ударами грома; горное эхо вторило им с бесконечными перекатами; крупные капли дождя защелками по пыльной дороге. Через пять минут хватил проливной дождь. Люди попрятались в палатки и под повозки; одни только часовые, плотно завернувшись в свои серые плащи, мерно расхаживали перед рядами составленных в козлы ружей. Через полчаса пронеслись дождевые тучи. Яркие лучи заходившего солнца заискрились на мокрой зелени, и по горам протянулись чудные радужные полосы. В воздухе стало прохладно. День клонился к вечеру.

Цель нашей экспедиции, как я уже сказал, не была безусловно враждебна. От Гусейн-Бека требовалось только одно – чтобы он прибыл в Самарканд для личных переговоров с генерал-губернатором и принял далеко не тяжелые условия покорности. Только в случае полного сопротивления позволено было нам употребить в дело оружие. Итак, надо было испробовать предварительно мирные средства.

Решено было послать к Гусейн-Беку письма от генерал-губернатора и от начальника нашего отряда, в которых, по возможности кратко и вразумительно, изложена была бы цель нашего прибытия. Кроме того, надо было послать эти письма с таким человеком, который бы сумел лично говорить с беком и не побоялся бы довольно крупных неприятностей, могущих случиться с посланным, если только предложения наши не будут встречены миролюбиво. Не раз бывали случаи, что подобные посланные возвращались или с обрезанными ушами и носом, или же не возвращались вовсе. В настоящем случае выбор пал на Нурмеда.