Поле под репу (СИ)

— Ой, какой ты у нас грозный, оказывается, — судя по донёсшимся звукам, маг потянулся. — Мальчик мой, на зеркало-то не пеняй при кривой-то роже. Похоже, ты у нас лунатизмом страдаешь: как захрапел, так сразу к девице ближайшей и присоседился. С другой стороны, оно и к лучшему — мог ведь и ко мне с объятиями полезть. Так что — радуйся, верно, Лаура?

Дуня не ответила. Она снова с запозданием поняла, что волшебник обращается к ней. Но когда сообразила, тоже смолчала, однако не потому, что догадалась — момент упущен и теперь следует делать вид, что ничего не слышишь. Нет, вовсе не потому. Она молчала, так как ей было не до того. Сейчас странницу не пугали чужие подозрения, она не боялась за свою, ну да, девичью честь и её не страшил этот изуродованный мир. Мелочь, недостойная внимания. Ибо приближалось нечто жуткое.

— Н-да, Лаура…

— Лу, отцепись от человека! Вот скажи мне, кто назовётся настоящим именем, если рядом маг шляется?

— Ты у нас давно не стесняешься.

— И очень похоже, что по своей воле? — менестрель осторожно (видимо, опасался за ещё целые части тела) тронул Дуню за плечо. — Лаура? — затем, осмелев, бесцеремонно тряхнул. — Лаура! Эй!

— Извините, — выдавила девушка.

— Ерунда, — отмахнулся парень. И зачем, спрашивается, приставал? — Прошло. Что с тобой, Лаура? Ты так побледнела.

— Мертво всё, — попыталась объяснить Дуня. Потеряно огляделась. Действительно — всё мертво. Но и вчера было не лучше. Чего же она сегодня ждала? — Наверное, примерещилось.

— Примерещилось… — сварливо передразнил мастер Лучель. — Э-эх, как курить-то хочется! Девочка, поройся в курточке, глянь, там у этого жулика кисет и трубка припрятаны.

Спасибо сослуживцам А-алина, дымившим, как паровозы, иначе девушка не разобрала бы ни слова.

— Вы курите? — охнула странница. Конечно же, она обращалась к певцу — тот и откликнулся.

— Я?! Нет! Что? Я враг себе — здоровье и голос портить?! И Лу не советую… да разве ж он меня, такой мудрый, послушает.

— К чему мне вора слушать? Спёр у старика единственную радость — и доволен, мастер шустрые пальчики. Так бы на лютне своей наяривал! Тьфу!

— Делай после этого добрые дела… Ладно, кинь в него этой дрянью, раз ему себя не жалко, — менестрель брезгливо поморщился, но продолжать вразумление старшего товарища не стал, отлично понимая всю бесполезность этого занятия. — Лу, когда мы отсюда уберёмся?

— Покурю и…

— Кстати, а какого, — предъявил новую претензию музыкант, — мы всю ночь мёрзли? — (Дуня покраснела — ей-то, злопамятной мстительнице, было более чем тепло.) — Хоть бы костерок развели. Не то чтобы согрелись, но хоть пятки подпалили бы.

— Пятки. Без этого как-нибудь обойдусь, — волшебник флегматично набивал трубку. Какое-то успокаивающее и… классическое действие. Волшебники, особенно добрые, обязаны курить и естественно только трубку. — Во-первых. А, во-вторых, коробок был у тебя… то есть в куртке. И, в-третьих, чему тут гореть? Кроме того, что с нами, всё мертво. Топливо, воздух, огонь — тоже, — он чиркнул спичкой. Будь та чуть длиннее, походила бы на те, которыми разжигают камины — Дуне попадались фильмы об охотниках. Однако не тонкая палочка с серной головкой заставила замереть кроликом перед удавом. Точнее — не совсем она. Язычок пламени. Опять накатил ужас.

Всё мертво? Дуня только что сказала то же мастеру Лучелю, но говорила она вовсе не об очевидном.

Всё мертво. Всё. И ей уже доводилось смотреть на словно бы выцветший огонь.

— Саламандра… — прошептала одними губами девушка, но мужчины её услышали.

— Что? — встрепенулся менестрель.

— Саламандра, — отозвалась Дуня, не сводя взора со спички. — Саламандра. Она прощает только поцелуи женихов и щадит лишь верных жён.

— Какой оригинальный режим, — фыркнул чародей. — Никогда до такого извращения не додумался бы… Хм, Лаура, а ты была свидетелем подобной атаки? И как же ты выжила?

— Чудом.

Спичка, будто волшебник специально для зрителей держал её вертикально вверх, всё горела и горела, не желая осыпаться пеплом.

— Так, наверное, и должно быть. Здесь, — неуверенно предположил певец.

— Что? — мастер Лучель, наконец-то, догадался проследить два завороженных взгляда. Тотчас спичка полетела прочь — как только она коснулась земли, та запылала огнём, всё тем же блеклым, словно нарисованным на холсте, утратившем за древностью лет краски.

Они потерянными детьми к родителям ринулись друг к другу. Кто из них играл роль взрослого защитника, сказать с уверенностью было трудно — видимо, каждый рассчитывал на товарища по несчастью, так как даже чародей сейчас не выглядел спокойным и надёжным… особенно, если вспомнить, при каких обстоятельствах Дуня пересекалась с ним раньше. Страшно, жутко — и домашней, несмотря на пройденный путь, девушке, и бесшабашному менестрелю, и мудрому (вроде бы) магу. Не сговариваясь, они посмотрели наверх. Глупо, все понимали, но инстинкт жажды зрелищ пересилил инстинкт самосохранения.