Дуня непроизвольно почесала затылок — с языка так и рвался вопрос, а кто у нас папа? — и только после поняла, что делает. К счастью, невидимый враг временно оставил в покое их убежище, взявший за обстрел ложбинки за соседним холмиком. Почувствовав себя в безопасности, девушка осторожно повернулась, чтобы разглядеть, какими снарядами пользовался противник. Вдалеке набухали жёлтые облака — словно дымка после летнего салюта.
— Ой, а я такие в сериале видела. В «Горце», — с неуместным восхищением заявила странница. — Похоже на горчичный газ.
Вообще-то Дуня не была до конца уверена, что подобрала верные слова. Дело в том, что она понятия не имела, есть ли какая связь между ипритом и приправой, но по аналогии с родными определениями использовала название одного из эстрагоновских соусов, который более всего по вкусу напоминал чуть кисловатую горчицу. Всего мгновение спустя — мысли отчего-то путались, спотыкались друг о друга и с трудом складывались во что-то разборчивое — девушка сообразила, что следовало бы говорить на родном языке. Тот явно не был для менестреля чем-то чуждым, до чего Дуня могла бы додуматься и раньше, ещё тогда, когда парень турронцев с нугой сравнил. Хотя…
— Что? Газ?
Неужели она угадала?
— Вот дерьмо.
Знакомая, однако, присказка. Знакомый тон.
— Мы вляпались? — ну вот, теперь ещё и рот не слушается.
— Не совсем, но почти. Прикрой лицо!
Она с трудом приходила в себя. Вообще-то не стоило — голова раскалывалась, перед глазами плясала привычная уже муть. Как же ей надоели обмороки и дурные сны! На этот раз, правда, со снами было туго и отделить их от яви не представлялось возможным — одно бредовее другого. Жутко хотелось пить. Она попала в пустыню?
— Лу! Не трожь! Это для Лауры.
— И зачем так вопить? — недовольно прохрипела Дуня, прижимая пальцы к вискам. Она чувствовала себя колоколом… внутри… во время удара. А ещё — старинным монстром-будильником в утренний трезвон. И дождевым червяком на раскалённом асфальте… как раз под сандалией случайного прохожего.
— Да я не…
Точно — «не». Не мужчина, а глас божий.
— У-уу, — оценил состоянии девушки музыкант. Из сострадания сделал он это всего лишь в рупор.
— Разверзлись хляби, пал я ниц, — не удержалась несчастная.
— О.
По розовой мге поплыли тёмные пятна, медленно принимающие форму человека-призрака. Затем они стали резче, приобрели практически чёткие контуры, но почему-то двойные — ясное дело, к улучшению самочувствия видение не привело.
— Что со мной? — простонала Дуня.
— Сушняк обыкновенный. — Неужели этот изверг разучился говорить шёпотом… или просто тихо? — Другими словами, похмелье. На-ка, выпей — у охранников выклянчил. Ради тебя.
— Какая гадость! — поморщилась бедняжка и постаралась отползти подальше от горького, рвотного запаха. И это ей когда-то нравилась полынь?! — Не буду я ничего пить!
— А тебя никто и не спрашивает, — отрезал мучитель. Он не был таким жестоким даже на поле брани.
— Садист!
Он оказался сильнее, да и находился в более выгодном положении: ослепшая и оглохшая Дуня не сумела найти оптимального пути для бегства. Попытка отстоять свободу кулаками тоже не увенчалась успехом — девушка достала только воздух, хотя догадывалась, что массивный объект всего в одном вдохе от неё и есть искомый менестрель. К сожалению, при ударе он таял, как дым.
— Ого, уже на черепашку похоже, — оценил экзекутор. — Осторожно, Лаура, с койки свалишься.
Девушка испуганно замерла — с койки, это, наверное, высоко и больно.
— Умничка. А теперь будем хорошей девочкой и примем лекарство.
— Не будем, — закапризничала страдалица, но певец и впрямь не предлагал, а делал: Дуне зажали нос и в распахнувшийся рот влили омерзительно вяжущую, словно недозрелая хурма, жидкость.
— Ещё чуть-чуть, — подбодрил палач. — Раз — и глотаем.
Вообще-то странница намеревалась всё выплюнуть, но голос менестреля наполнился гипнотическими нотками — подчиняясь ему, девушка судорожно глотнула… и её будто током ударило. Волосы встали дыбом, по телу, от макушки до кончиков пальцев на ногах, пробежала волна мелкой дрожи, чтобы скрючить Дуню судорогой. Затем ухо уловило характерный высокочастотный писк зарядки — и перед глазами щёлкнули вспышкой. Грязную мглу сменил непроницаемый мрак. Постепенно в нём проявились белые полосы — очертания без сердцевины. Театр прозрачных теней! Склонившийся над девушкой менестрель; подвесная кровать, похожая на полку общего вагона; стыки стен и пола; дверь с решётчатым оконцем; кажется, ещё человек. И вертикальные прямые, соединявшие землю и небо.
Через мгновение мир запестрел яркими, неестественными цветами, словно кто-то решил раскрасить его гелевыми ручками. Дуня в школьные годы очень любила такими рисовать мозаики в тетрадях.