– Я и не претендую на роль студентки, Алевтина Лазаревна, мне просто необходимо прояснить для себя один вопрос. Если у Изольды были проявления психиатрической болезни, могла ли она убить своего мужа?
– Я вам точно могу сказать, что нет, не могла, – твердо заявила Ермолаева.
– Но почему вы в этом так уверены? Простите мой дилетантизм, но ведь психиатрическим пациентам часто слышатся посторонние голоса, которые приказывают им совершить убийство. Разве не так?
– В основном такие больные наносят увечья себе, а не другим, что бы им эти голоса ни внушали. Вот совсем недавно привезли пациента, который просверлил себе лоб. Как вы думаете, зачем?
– Голоса приказали? – предположила я.
– Да, а еще они потребовали, чтобы он вставил себе в дырку металлическую трубку.
– А это еще зачем? – удивилась я.
– Чтобы поддерживать связь с инопланетными существами.
– А-а, понятно.
– У нас тут разные пациенты, – вдруг разоткровенничалась Ермолаева, хотя совсем недавно клялась, что медицинские диагнозы – это тайна за семью печатями. – Вот сейчас лечится больной, у которого «облезла» кожа. Потому что его отравили фээсбэшники. А еще на одного пациента напали гитлеровцы, и он отбивался дубинкой. Его так с дубинкой и привезли в отделение, ни за что не хотел отдавать… Вот вы сидите в кресле.
– Да, сижу, а что? – Я огляделась.
Вроде бы ничего подозрительного нет, кресло как кресло.
– А то, что это кресло хочет вас съесть! – вдруг воскликнула Ермолаева. – У него же тряпичный язык имеется, вы разве не видите? Затащит сейчас вас в дырку между сиденьем и спинкой, и все! А лампа, вот видите ее? Она сейчас как спустится, да как укусит вас!
– Алевтина Лазаревна, что вы такое говорите? – воскликнула я.
– Это не я говорю, это наши пациенты говорят. У них и деревья на обоях от ветра колышутся, и цыплята в окна на десятом этаже заглядывают, и… Один даже умудрялся вызывать шквалистый ветер, знаете при помощи чего? При помощи своей ветровки.
– А Изольда тоже такое говорила? – спросила я.
– Да, с небольшими вариациями.
– Скажите, Алевтина Лазаревна, Изольда все время лечения пребывала у вас здесь? – задала я следующий вопрос.
– Да. А почему вы спрашиваете?
– Ну, ведь пациентов же отпускают домой на праздники или на выходные.
– У нас такое не практикуется, – отрезала врач. – Наши больные постоянно находятся под наблюдением специалистов. Да и далеко не всех пациентов с соматическими заболеваниями могут отпускать домой.
– Скажите, а как Изольда относилась к лечению? Принимала все, что ей назначали, или отказывалась от уколов, других процедур? Была ли она агрессивной по отношению к медицинскому персоналу? – Я забросала Ермолаеву вопросами.
– У Изольды непростой характер сам по себе. А тут еще наслоились алкоголизм и депрессия. Были с ней определенные трудности, были. Алкоголиком себя не считала, депрессию отрицала. Но тем не менее сидела целыми днями, уткнувшись взглядом в одну точку.
– Но ей в конце лечения стало лучше? – спросила я.
– Ну, да. До известной степени.
– И выписали ее домой… в каком состоянии?
– В состоянии ремиссии, скажем так. Ее задачей было постараться не сорваться, удержаться на достигнутом улучшении. Вы понимаете, мы ведь лечим пациентов не только уколами и таблетками. В нашем диспансере есть группа анонимных алкоголиков. Это тоже элемент лечения. Ведь алкоголизм – это болезнь, в которой генетика имеет очень большое значение. Можно с уверенностью утверждать, что если в семье есть кто-то, злоупотребляющий алкоголем, то в более половине всех случаев потомство ожидает, к сожалению, такая же история.
«А Изольда является приемным ребенком. И кто знает, какие гены были у ее биологических родителей», – подумала я, а вслух сказала:
– Но ведь в другой половине случаев этого не случается.
– Да, потому что не менее важно уметь контролировать себя. А вот у Изольды с самоконтролем, к сожалению, были проблемы. Да и саму практику анонимных алкоголиков она не то чтобы совсем отрицала, но относилась к этому крайне несерьезно. Как будто бы где-то она вычитала, что анонимность в данном случае имеет негативное значение, что важно заявлять о своей проблеме открыто. Не знаю… Мне эта теория не близка.
– Скажите, Алевтина Лазаревна, а полностью от алкогольной зависимости можно вылечиться? Я имею в виду в случае с Изольдой?
Ермолаева покачала головой.
– В очень редких случаях. И то если нет сопутствующих заболеваний. И если пациент обладает силой воли. Но это не случай с Изольдой. У нее замешана генетика. А вообще женский алкоголизм практически неизлечим. Да, так вы сказали, что убит ее муж?
– Да, ведется расследование. Скажите, Алевтина Лазаревна, Прикладниковский, муж Изольды, приходил к ней, пока она находилась у вас на лечении?
– Приходил, но только в начале, потом не появлялся, насколько мне известно, – ответила Ермолаева.
– А как она относилась к его визитам? – спросила я.
– Безразлично. Как я уже сказала, в период депрессии ее ничего не интересовало. Да, Татьяна Александровна, а вы что же, подозреваете в убийстве Изольду?