Полярный круг

Вот она рядом, подтыкая пальто, сшитое из тонкого офицерского сукна, орудует лопатой. Кайо стоит над ней и смотрит на светлые волосы, тронутые сединой. Он держит тонкий ствол дерева, сильно сомневаясь, что из такого на вид несерьезного прутика с поникшими бледными корешками вырастет могучее дерево. Дерево в память чукотского летчика, земляка Кайо.

Вон Иржи смеется чему-то: наверное, вспоминает, как взял в плен целый взвод фашистов, как прощался с ручным пулеметом Дегтярева, который таскал на себе все партизанские годы.

А вон и Миша Мальков. Несмотря на осколок в спине, он старается стоять ровно и ухаживает за студенткой восточного факультета, эстонкой с чудным именем Июле.

Как удивительно, что песня может воскрешать позабытое, словно бы навсегда исчезнувшее в прошлом!

— Вспомнил! — чуть не закричал Кайо, и Иунэут испуганно умолкла.

— Что с тобой? — спросила она.

— Песня показала место, — возбужденно продолжал Кайо. — Мы стоим там, где я посадил его! Это точно!

— Как ты угадал? — тихо спросила Иунэут. Волнение мужа передалось ей.

— Я же тебе сказал — твое пение, — повторил Кайо. — Видишь тот старый дом?

Иунэут проследила за рукой мужа. Старый дом стоял между новыми зданиями. Его, видимо, недавно покрасили, но это не могло скрыть его возраста.

— Он спрятался, а я его узнал, потому что тогда он один стоял, а вокруг было пусто! — радостно говорил Кайо. — Я еще думал: тем, кто живет здесь, неуютно и далеко от центра города, да еще такой пустырь, где ветер гуляет.

Кайо дотронулся до ствола ближайшего дерева, провел рукой по шершавой коре. Он обошел его кругом, не отнимая ладони, ощущая глубокое тепло живого дерева, чувствуя, как в недрах древесины, в ее мельчайших сосудах текут живые, словно кровь в теле человека, соки. Ему даже показалось, что дерево едва уловимо отзывается на его прикосновение.

— Здравствуй, друг, здравствуй, дерево, — взволнованно шептал он, не стесняясь жены. — Вот мы и увиделись. Столько времени прошло! А говорят, что деревья растут медленно… Вот ты какое стало!. Большое, красивое.

Значит, не напрасно он тогда на холодном, сыром ветру стоял и держал тонкие, гнущиеся прутики, не очень-то веря в душе тому, что они с годами превратятся в крепкие, высокие деревья, шумящие листвой даже на легком ветру. И в памяти Кайо вдруг промелькнула за одно мгновение целая жизнь — от мертвых, занесенных снегом и морским льдом бревен с обломанными сучьями, от тундровых тальниковых зарослей, которые так хотелось видеть высокими деревьями, от студенческого субботника до сегодняшнего дня, когда он встал у посаженных им деревьев в честь великой победы над фашизмом.

Иунэут стояла поодаль и наблюдала за мужем. Все-таки необычный человек ее Кайо. Надо же! Столько времени прошло — и вдруг большое высокое дерево, посаженное его руками. Это должно рождать необычное чувство, для людей ее земли совсем незнакомое и новое — ведь там не сажают в землю растения. Все, что ни растет, возникает само собой, без усилий, без забот и переживаний человеческих. Весной, когда сходит снег, появляются первые зеленые ростки травы, зацветают цветы, тундра становится как новая цветная камлейка, расстеленная сушиться после стирки. А в России, как читала об этом Иунэут, загодя тревожатся об урожае, рыхлят землю — пашут и боронуют, а потом высаживают в землю семена. И ждут, пока не появятся первые зеленые иглы из темной земли. Что же они чувствуют, своими руками сотворившие живое?

Иунэут смотрела на мужа, на дерево, с которым он разговаривал, словно с человеком, и старалась понять его чувства. С чем же это можно сравнить? Нет, ей трудно его понять. Для этого надо самой посадить дерево и вырастить его. И не просто посадить, а связать это событие с частью своей жизни. С неожиданно возникшим чувством ревности Иунэут спросила:

— Ты тут долго будешь стоять?

Кайо удивленно посмотрел на жену.

— Я готов простоять здесь всю жизнь! — ответил он. — Только тот, кто хоть раз увидел, как выросло посаженное им дерево, может меня понять.

— Куда уж мне, — с обидой проворчала Иунэут.

Кайо подошел к ней.

— Ты не сердись, — тихо сказал он. — У меня такая радость, словно я сделал что-то очень большое, почти великое, и сам того не подозревал.

— Я читала — лесники каждый год сажают деревья, — возразила Иунэут.

— То лесники, — ответил Кайо. — Это их работа. Может быть, они и не думают о том, что делают. А тут важно задуматься. Вот этими руками много лет назад посадил я живое деревце с бледными корешками. И в душе очень хотел, чтобы из него выросло настоящее, живое, большое дерево. В память о погибших, о моем земляке Тымнэне, у которого и настоящей могилы-то нету. И природа словно услышала мое желание. Ведь мой саженец мог и зачахнуть… Возвращаюсь через много-много лет — и стоит мое дерево, крепкое, большое и высокое, и здоровается со мной шумом листьев.

— Красиво говоришь, как в книге пишут, — заметила Иунэут.

— Наверное, об этом и надо писать книги, — отозвался Кайо. — О такой радости. Это же все равно что вырастить человека!