Утро 30 августа выдалось у Артура Йеллинга очень хлопотное. Он изо всех сил старался побороть свою скованность, энергично, ни на что не отвлекаясь, продолжать поиски, но, сказать по правде, предпочел бы остаться дома и заняться решением вот уже несколько дней мучившей его шахматной задачи. Он любил сидеть взаперти в кабинете, в надежной тишине своей квартиры. Он страдал, когда попадал в новое место, был вынужден встречаться с незнакомыми людьми. Куда-то идти, ехать, спорить, отвечать, настаивать —
все это было не для него. И все же, поскольку распутать дело Жеро было его долгом, он его исполнял со всей возможной тщательностью и ответственностью.
Прежде всего, в соответствии с планом, который он продумал ночью, следовало пойти навестить сестер Патрика Жеро, благочестивых Дэзи и Мэри. И солнечным летним утром Йеллинг, отправившись пешком на Дерей-Брук, в десять часов уже звонил у подъезда маленькой виллы Жеро.
Сестры, конечно, уже не только были на ногах, но собирались уйти из дома. По-прежнему в строгих траурных платьях, как всегда, с боязливым выражением лица и испуганным взглядом больших и кротких, как у газелей, глаз, они приняли любезно, но удивленно посетителя, напоминавшего им об ужасной гибели брата.
— Вы нас случайно застали. Мы, как обычно, собирались пойти по благотворительным делам, — сказали они, проводив его в гостиную. Говорила, разумеется, Дэзи, ибо Мэри была слишком застенчива.
Йеллинг поклонился, попросил извинить его, сел и наконец начал:
— Я прекрасно понимаю, что некоторые темы вам не слишком приятны, и прошу извинить меня за то, что вынужден задать вам еще несколько вопросов.
— Конечно, конечно, — доброжелательно ответила Дэзи, — к тому же вы так деликатны, что стараетесь по возможности не затрагивать того, что может причинить нам боль.
— Благодарю вас, — сказал Йеллинг с легким поклоном. — Я пришел только, чтобы спросить у вас про одну деталь… Да, деталь финансового порядка… я имею в виду завещание вашего брата.
Дэзи и Мэри переглянулись с искренним удивлением, как бы советуясь взглядом друг с другом.
— То есть я хотел выяснить, в пользу кого сделал завещание мистер Жеро, — пояснил Йеллинг.
— Ну, естественно, в нашу пользу, — воскликнула Дэзи, всем видом показывая, что она несколько удивлена его вопросом, а Мэри взглядом одобрила ее ответ. — Мы же единственные наследницы. Иначе и не могло быть!..
Йеллинг, минутку помолчав, вновь задал вопрос:
— А он ничего не оставил в дар какому-нибудь благотворительному учреждению? Ну, например, Дому призрения, о котором он особенно заботился?
Сестры вновь переглянулись. Потом та, что поразговорчивее, Дэзи, ответила:
— Бедняжка Пэддер предпочел, чтобы благотворительностью из его средств продолжали заниматься мы.
— И он оставил вам все, заводы тоже?
— Разумеется, мистер Йеллинг, — ответила Дэзи Жеро. — Что касается заводов, то мы решили их продать и уже ведем переговоры.
— Мог бы я узнать, с кем?
— Это не секрет. Мы ведем переговоры с мистером Эндрью Симеем и мистером Майклом Мэттером.
Уши у Йеллинга покраснели, как обычно, когда нельзя было показывать, что его что-то очень интересует: он был не способен притворяться, и уши у него краснели от того, что он вынужден был скрывать правду.
Он лишь воскликнул:
— А! — встал и, не решаясь взглянуть сестрам в глаза, сказал: — Теперь я хочу попросить вас о большом одолжении. Вам сегодня нужно будет прийти к половине седьмого вот по этому адресу и спросить меня.
Он протянул записку, и Дэзи прочла адрес.
— Честно говоря, довольно далековато, — проговорила она. — Если это не очень необходимо…
— Это совершенно необходимо, — любезно, но решительно прервал ее Йеллинг.
— Хорошо, — улыбнулась Дэзи, в то время как Мэри, в свою очередь, прочла адрес. — Вы столь любезны, что вам невозможно отказать в услуге.
Разговор был закончен. Инспектор проехал в полицейское управление и сразу же вызвал Фабера — старшего полицейского, который иногда помогал ему в расследованиях.
— Пожалуйста, вызовите ко мне этих двоих, — сказал он, протягивая ему визитные карточки Майкла Мэттера и Эндрью Симея. — Обращайтесь с ними вежливо, но обязательно доставьте сюда ровно в двенадцать.
— Черт побери! — воскликнул Фабер. — Это важные шишки. Они здорово покипятятся, прежде чем сюда идти.
Йеллинг, вопреки своему обыкновению, принял строгий вид.
— Для правосудия нет крупных шишек. И смотрите, чтобы они не слишком долго кипятились.
— Слушаюсь, шеф, вы не сердитесь. Я просто так сказал, — и Фабер вышел.
До самого полудня Йеллинг сидел в кабинете, буквально ничего не делая. Он забыл о всякой писанине, да и отчеты писать было особенно не о чем, не было и документов для сдачи в архив. Он сидел, курил, попросил принести кружку пива, подошел к окну и стал слушать, что говорит человек с телескопом. Тот, как всегда, рассыпался перед кучкой мальчишек и бездельников-прохожих.