– Я хочу, чтобы Вера сегодня вечером пришла ко мне, – сказал решительно. – И осталась до утра. Такова моя воля. Пусть будет так!
***
Я представил, как она придет.
Придет, не понимая причины своего поступка; ведомая нечистой силой, которая рушит гармонию предопределенности, ломает установленный порядок, создает новый, выгодный мне.
На кухне заныли, заскрежетали трубы – дело обычное для убогой хрущевки.
Но я знал, что это – ЗНАК!
Менять что-либо было поздно.
***
Уставился на часы: десять двадцать пять.
Я принялся искать оправдания своему поступку, который еще недавно, в утренней свежести, казался единственно правильным.
Убеждал себя, что новое, необычное, всегда сопряжено с разрушением установленного.
На ум приходили Великие Нарушители, которые не боялись, дерзнули: тот же Галилей и Джордано Бруно. Да только не вязалась множественность миров и бесконечность Вселенной с похотливыми желаниями сорокапятилетнего неудачника.
Изнемогая от самоуничижений, взял книгу, попробовал читать. Однако буковки не желали объединяться в слова, рассыпались серым маревом, сквозь которое проступал беззащитный Верин образ.
Я страшно жалел, что отложил визит до вечера. Но еще больше жалел, что поддался Велиаловым уговорам, загадал ЖЕЛАНИЕ, и теперь хочу искусить невинную душу.
Я чувствовал смятение оттого, что, ВОЗМОЖНО ПРОИЗОЙДЕТ между нами. Но также чувствовал, как неудержимая страсть к Вере стала моей жизнью.
***
Находиться в ЭТОЙ реальности – в здравом рассудке – я уже не мог. Понимал, что до вечера сойду с ума.
Первым желанием было напиться, но…
Нашел раскупоренную баночку «Donormyl». Для надежности вытряхнул уже две таблетки, глотнул, запил остывшим чаем.
***
Снилось мне, как стою на краю терракотового оплывшего ущелья. Из глубин поднимается смрадный запах серы и нечистот.
Я знаю, что мне необходимо сделать последний шаг, скользнуть за кромку, чтобы завершить положенный путь, утонуть в бурой жиже, плескавшейся внизу.
Я не хочу этого и боюсь, но избежать падения невозможно. Разве что взлететь к бесплотным существам, парящим над расщелиной.
Я знаю, что это Ангелы, и знаю, что никогда не поднимусь к ним, поскольку мои ноги увязли в глине.
Я пошатнулся – внутри защекотало страхом! Я начинаю падать в жуткую бездну, но тут сверкает черная молния, которая оказывается крылатым демоном.
Демон подхватывает меня под руки, дергает из коричневой жижи.
Вместе с ним я взмываю над болотом, роняя прилипшую грязь.
Демон несет меня мимо сиганувших в стороны, испуганных Ангелов, мимо мрачных игольчатых шпилей. Несет в серое небо, к величественному замку, который высится над этим страшным миром.
Моим спасителем оказался Велиал. Я узнаю его по запаху, затем по голосу, которым он шепчет мне утешительные слова.
Мы подлетаем к замку, ныряем в узкое стрельчатое окно.
Велиал бережно опускает меня на мраморный пол.
Я оказался в огромной зале, драпированной черно-красными гобеленами.
– Сочетание черного и красного – символ принадлежности к Воинству Люцифера, – шепчет мне Велиал. – Ты сейчас увидишь то, что не оставит тебя равнодушным.
***
Я оглядываюсь: посреди залы стоит огромная высокая кровать с кружевным балдахином. На кровати, за тюлевой завесой, копошатся фигуры.
– Смотри! – говорит Велиал, кивает на кровать и растворяется в сумраке.
***
Когда первое смятение минуло, я пригляделся. Вернее, пожелал увидеть, что происходит в месте, указанном Велиалом, поскольку и шага не ступил к монументальному ложу.
Словно под увеличительным стеклом в подробностях увидел творимую мерзость. Увидел и ужаснулся!
На кровати, распластанная под грудой безобразных волосатых тел, лежала Вера. С нею забавлялись инкубы – демонические любовники.
Вера чуть дышала: голая, в кровавых ссадинах; ресницы слиплись от слез; на расцарапанном животе, на лице, в волосах – сгустки мутной слизи.
Девушка обессилено стонала, отрыгивала, а инкубы не унимались: вертели ее, словно куклу, рвали когтистыми лапами едва означенные грудки, все разом пихали в маленькое тело лошадиные фаллосы – прозрачные ледяные сосули.