Мне стошнило на зеркальный паркет.
***
Отплевался, хотел броситься к инкубам, разметать мерзких тварей, которые измывались над моей любимой. Но не смог пошевелиться. Мне в этой страшной комедии отводилась роль наблюдателя.
Смотреть дальше не было сил. Я отвернулся, позвал Велиала. Взмолился, чтобы тот забрал меня из этого страшного театра. Забрал обратно – хоть на край пропасти, хоть в склизкую расщелину, заполненную вонючей жижей, хоть в Ад. Находиться здесь и видеть – было страшнее.
Велиал не пришел, зато за окнами ударил гром, сверкнула молния и затрезвонили колокола. Но не церковные, а дребезжащие, противные.
Дохнуло гарью, словно из раскаленной печи.
Меня шатнуло, поволокло в серую бездну.
Глава тридцать шестая
***
Открыл заплывшие глаза. Голова раскалывалась. За распахнутой форточкой шелестел дождь.
Из прихожей доносилась настойчивая трель дверного звонка.
Взглянул на фосфорные стрелки настенных часов: половина десятого вечера.
За таявшим сонливым маревом проявилось, что сегодня утром я загадал ЖЕЛАНИЕ. Затем раскаялся. Затем страшный сон.
***
Я подхватился с дивана, включил свет. В комнате не убрано: на столе книги, остатки раскрошенного батона, упаковка «Donormyl», набитая пепельница.
Звонок дребезжал отчаянно – она не сможет уйти, пока не выполнит ЗАГАДАННОГО.
Глянул в зеркало: на меня смотрело запухшее чмо с красными испуганными глазами, в помятой футболке, в растянутых спортивных штанах.
Звонок не умолкал. К нему добавилось глухое уханье – видно ногой стучали.
Я шагнул к дверям, провернул ригель замка.
***
Дверь отскочила – еле увернулся.
На пороге стояла Вера: задыханная, в синих джинсах и промокшей курточке. С растрепанных волос стекала вода. Безумные глаза уставились на меня.
Вспомнил недавнее свидание в туалете с Настенькой – почувствовал себя жуткой сволочью.
– Почему вы так долго не открывали?! – зло спросила девушка, зашла в квартиру.
– Я не знал…
– Сами же звали!
– Я не звал.
– Как – не звали? – недоуменно выдохнула Вера, оглядывая прихожую и мою испуганную фигуру. – Я же чувствовала… Но как? Вам очень нужны деньги, и вы проси… Вы… Вы НЕ ПРОСИЛИ?
Я мотнул головой. Было невыносимо стыдно.
– Но мне показалось… нужно срочно отдать деньги! Я поняла, что должна принести… Прямо сейчас. Я знаю, что поздно, неудобно. Но… я НЕ МОГЛА не прийти. Чувствую, что так нужно. Что это важнее всего. Я не могу объяснить…
Вера закопошилась, вынула из внутреннего кармана горсть мятых купюр, протянула мне.
– Всей суммы нет, но хоть что-нибудь. Возьмите.
– Мне не нужны деньги!
– Как – не нужны? – Вера уставилась на меня.
– Проходи в кухню, чаю выпьем, – сказал я, не зная, как поступить.
Я мог прямо сейчас взять ее за руку, повести на диван.
Я мог. Но не хотел.
Страшным грехом казалось обидеть эту беззащитную нежность, доверившуюся, покорную.
***
Вера нерешительно замерла в дверях кухни.
Я легонько взял ее за плечи, подвел к столу. Усадил на табурет. Она пахла дождем и ландышами.
– Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто побудь со мной.
– Побуду, – сказала она еле слышно, подняла покорные глаза. – Потому, что по-другому нельзя. Да?
Я кивнул.
***
Неспешно заварил чай, разлил в чашки. Все это время Вера наблюдала за мной.
Я старался не смотреть на девушку, даже не поворачивался. Особо боялся ее глаз.
Пододвинул Вере кружку с чаем, положил на блюдце пару черствых печенек.
Не объясняясь, вышел в спальню переодеться. Хотел и душ принять, но он, видимо, был мне без надобности.
Глава тридцать седьмая
***
Мы долго пили чай и говорили об университете, о литературе, о ее будущем. Страх мой прошел, обернулся умилением.
Вера призналась, что хочет уехать в Польшу – там живут дальние родственники по отцу – вот только не знает каким образом устроиться: наши юристы за границей и даром никому не нужны, а ничего другого она делать не умеет. Тем более понадобятся деньги на переезд, адаптацию, жилище…