Полк, к бою!

По кювету шоссе направились к прибывшим. Они тоже тронулись с места, пошли в нашем направлении. Вскоре в одном из приближающихся я узнал командира дивизии генерал-майора К. М. Эрастова. Он на ходу что-то докладывал коренастому мужчине в кожаном пальто. Левее их, тоже в таком же пальто, шел круглолицый, с седой бородкой блондин. У него, как и у шедшего рядом с нашим комдивом, на кожанке не было никаких знаков различия. Что же это за люди?

В нескольких десятках метров от опушки леса группа, остановилась. Отсюда передний край обороны нашего батальона просматривается очень хорошо.

Мы с комиссаром замедлили шаг, не осмеливаясь подойти ближе к группе и прервать начальственный разговор. А коренастый мужчина тем временем поднес к глазам бинокль и начал осматривать позиции батальона. Командир дивизии что-то пояснял ему.

Я не сводил глаз с собеседника комдива. Его движения были медленны, суровое лицо с выступавшим вперед массивным подбородком говорило о незаурядной силе воли этого человека. Но кто это, кто?

Но вот, повернув голову в нашу сторону, этот человек, видимо, спросил у комдива, кто мы такие. Генерал-майор Эрастов доложил.

— Подойдите ко мне! — властно приказал нам человек в кожаном пальто.

Мы с комиссаром подошли, представились. Не сводя с меня суровых серых глаз, коренастый спросил:

— Сколько командуете батальоном?

— Неделю, — ответил я. — Батальон принял в бою.

— Как построили оборону?

Я вынул схему обороны, доложил по ней свое решение. Что было видно отсюда, показал и на местности, не забыв упомянуть о танках, о том, как мы намерены использовать их в оборонительном бою.

— Сколько человек в ротах? — спросил коренастый.

— По шестьдесят. Вот если бы роты пополнить и довести их численность до семидесяти — семидесяти пяти человек, — начал я высказывать мысль, которая давно уже сидела у меня в голове, — можно было бы высвободить один взвод с переднего края и вторично оседлать им шоссе, углубив тем самым оборону батальона.

— Так дайте ему сотню человек, — приказал коренастый комдиву.

— Трудно, товарищ генерал армии, — покачал головой Эрастов. — В других полках людей и того меньше. По сорок — сорок пять человек в ротах…

Тот, кого наш командир дивизии назвал генералом армии, опустил голову, с минуту молча постоял в такой позе, обдумывая что-то. Потом повернулся и сказал стоящему за ним стройному и красивому генерал-лейтенанту:

— Василий Данилович, надо наскрести тысячи полторы бойцов и дать в эту дивизию.

— Тяжеловато, Георгий Константинович. Вы же знаете, что Верховный запретил брать резервы с флангов.

— Знаю. Возьмите где угодно! За это перед Верховным отвечать буду лично я!

Генерал-лейтенант молча пожал плечами.

— Ну а если ты, комбат, получишь пополнение, но не удержишь занимаемого рубежа? — спросил генерал армии и строго, в упор посмотрел на меня.

— Удержим! Вот тогда обязательно удержим, товарищ генерал армии! твердо ответил я.

Он долго смотрел на меня. Его темно-серые глаза, казалось, сверлили насквозь. Но взгляд его я выдержал.

— Смотри! Фашисты должны костьми лечь перед вашей обороной, понял? Ни шагу назад! Сражаться до последнего патрона! Так и передай всему личному составу батальона.

Сказав это, генерал армии повернулся, подошел к подъехавшей машине, сел в нее и уехал.

— Ты хоть знаешь, лейтенант, с кем сейчас разговаривал? — спросил меня полковник из сопровождавших коренастого лиц.

— Нет, — ответил я.

— Запомни, это командующий войсками Западного фронта, — сказал полковник. И, хлопнув меня по плечу, дескать, не робей, побежал к своей машине.

Так произошло мое знакомство с одним из выдающихся наших военачальников — Георгием Константиновичем Жуковым.

* * *

Вскоре в батальон действительно прибыло пополнение, — восемьдесят один человек. В основном ополченцы — рабочие московских заводов. Все они были страстными патриотами Родины, но, к сожалению, почти не обученными военному делу.

Среди пополнения было немало и моих ровесников. Более того, со схожими с моей судьбами. В раннем детстве многие из них так же, как и я, батрачили на кулаков, на заводчиков, по их спинам гуляло все, что ни попадало под руку хозяину или приказчику. Так же, как и мне, лишь Советская власть открыла им путь в человеческую жизнь.

Дороги, конечно, повели нас потом разные. Я, например, стал сельским учителем, они — кто слесарем высокой квалификации, кто техником, кто инженером. Но объединяло нас одно — любовь к Советской власти, которая дала нам счастье жизни, сознание огромной за нее ответственности и готовность драться за наш строй до последнего.

И еще, в той обстановке, в которой мы оказались на фронте, у меня имелось единственное преимущество перед ними — я был кадровым военным. И уж если говорить всю правду, то им я стал далеко не по своей воле.