Лайош Мадяр с решительным видом вышел из комнаты пленных, держа в руке перочинный нож; он перерезал там телефонный провод, чтобы пленные в такой тяжелый момент не смогли воспользоваться телефоном. Он словно доказывал, что, даже стоя на краю пропасти, нельзя бездействовать.
Санто не стал вмешиваться в общий спор, он только так тряхнул головой, что его густые, жесткие волосы встали дыбом по обе стороны тонкого белого пробора, точно Санто пришел в ужас от такого обмена мнениями. Он бросился в вестибюль, а следом за ним все члены Совета солдат, очевидно, чтобы собрать для защиты «Астории» отряд революционных солдат. Глядя ему вслед, Лайош Мадяр пробормотал:
— Начальник генштаба революции.
Каройи и Тарами уже давно и след простыл, а взбудораженные члены Национального совета все еще обсуждали, правильно ли те поступили, отправившись к Лукачичу.
— Так или иначе, но жребий брошен, — сказал Феньеш.
«Хоть сколько-нибудь солдат мы соберем, — размышлял Ландлер. — Что еще надо сделать? Рабочие спят у себя дома. Революционные солдаты, которые недавно были здесь, стоят на указанных им постах, бог знает где. Из восьмидесяти воинских частей в столице рядовые семидесяти сочувствуют нам, но сегодня во всех казармах дежурят реакционные офицеры, о чем позаботились сторонники Лукачича, и к солдатам этим не подступишься».
Его позвали к телефону. Он выслушал длинное донесение. Горячо поблагодарил.
— Последняя телефонная станция перешла в наши руки, — сообщил он присутствующим.
Минуту все молчали, а потом расхохотались. Парадоксальная ситуация: вся телефонная сеть в наших руках, на нашей стороне рабочие, мещане, почти вся интеллигенция, многие тысячи солдат, но они спят, а мы здесь стоим, подставив грудь штыкам. Все просто захлебывались от смеха: «Это пустяки, не то еще будет».
Революционный отряд больше часа назад прибыл на телефонную станцию. Начальник правительственной охраны там заявил, что он не намерен сопротивляться, но его честь, честь офицера, требует, чтобы он сдался превосходящим силам. Пусть придет побольше людей. Тогда наши пошли рыскать по улицам, собирать шатающихся по городу солдат. Когда они привели на телефонную станцию целую толпу, удовлетворенный начальник охраны сдался.
— А тем временем, черт побери, — смех Гарбаи звучал довольно ядовито, — Лукачич по телефону преспокойно приказал жандармам расправиться с нами.
Один из молодых сотрудников газеты «Непсава» с жаром набросился на него:
— Неужели надо было приставлять винтовку к груди начальника охраны? Разве здесь не внушают непрерывно: только не ввязывайтесь в борьбу, упаси вас бог!
— Именно таково мнение партийного руководства, — покраснев, возразил Кунфи. — А понукающим, нетерпеливым надо уняться. Зачем захватили комендатуру?
— А иначе она захватила бы «Асторию», — негромко, но убедительно сказал Лайош Мадяр.
— Вчера заводские рабочие в обеденный перерыв выбрали своих представителей в Совет рабочих, — горячо заговорил огорченный всем происходящим Ландлер. — Поступившие сюда сообщения, товарищ Кунфи, не о том ли свидетельствуют, что атмосфера на заводах революционная, что рабочие требуют немедленного перехода к действиям. Если бы партийное руководство призвало их выйти на улицу, все бы уже решилось.
Два социал-демократа мерили друг друга взглядом. Хотя Ландлеру было и неловко за эту стычку, но ведь все равно разногласия рано или поздно должны были проявиться, — вот и настала пора перейти к откровенному разговору.
— Революция назрела, — продолжал он, стукнув кулаком по столу. — И теперь уже победит с нами или без нас. — Закурив, он помахал спичкой. — Опасность угрожает лишь нам, только нам лично. Если завтра город, проснувшись, узнает, что арестовали, расстреляли, уничтожили членов Национального совета, то камня на камне не оставит! Вот когда начнется заваруха! Реакция уже не сможет восстановить свою жалкую власть. Словом, мы победим непременно. Послушайте, господа, — он загасил башмаком тлевшую на полу спичку и окинул взглядом присутствующих, — поскольку мы люди смертные и Национальный совет переживет нас, сядьте скорей и составьте список нового, резервного Национального совета. Телефон в наших руках. Вы можете связаться с намеченными людьми, поручить им нести после нас знамя, но не знамя сомнений — для этого уже не представится возможности, — а знамя революции.
Наступило гробовое молчание.
— Есть где-то такой список, — пробормотал кто-то. — Он вроде бы составлен недели две-три назад.
— Есть или нет, теперь должен быть, — отрезал Ландлер.
Он вышел в коридор. Все равно он не сможет принять участие в составлении списка, — он ведь не член Национального совета.
Три раза прошел он мимо стоявшего на карауле студента с винтовкой, заглянул в зеленую комнату, на балкон, потом снова принялся ходить по коридору.
«Мы и сами с усами, — ворчал он себе под нос. — Кое-что в жизни успели сделать. Почему так нерешительны сторонники Каройи и радикалы, вполне понятно, но ведь у социал-демократов в руках были все козыри…»