Полководцы Первой Мировой

Но Духонин не отказался от плана включения донского казачества в борьбу с большевиками. 30 октября он вновь обратился к Каледину с телеграммой. «Моя просьба была вызвана очень тяжелым положением небольшого отряда верных правительству войск, – писал он. – Отряду этому удалось кровопролитными боями очистить от большевиков Кремль и центр города, но… в уличной напряженной борьбе силы верных правительству частей тают. С фронтов направлены части и подготавливаются подкрепления, но невероятное торможение движения по железным дорогам и местные вспышки большевистских выступлений парализуют своевременное прибытие на помощь Москве наших сил… Помощь ваша необходима до крайности, иначе Москва перейдет во власть большевиков и пьяной черни».

Этот крик о помощи Каледин воспринял уже со всей серьезностью. На следующий день, 31 октября, он отдал начальнику 7-й Донской дивизии приказ о выступлении в поход. В приказе коротко обрисовывалась обстановка в стране и говорилось, что «начальник штаба Верховного главнокомандующего просит содействия Донского войска в подавлении большевистского мятежа». «В таких чрезвычайных обстоятельствах, – указывал атаман, – Войсковое правительство решило для спасения гибнущей родины перейти к активной борьбе с большевиками вне пределов Донской области и первой задачей ставит овладение Воронежем и восстановление в нем порядка для открытия прямого движения с Москвой и по Волге. Задачу овладения Воронежем поручаю вам». Однако в последний момент поход на Воронеж был отменен. Причиной тому стали вести о срыве наступления Краснова на Петроград и исчезновении Керенского. А вечером того же дня было получено известие о поражении антибольшевистского выступления юнкеров в Москве. Первый раунд был проигран, но борьба только началась…

В результате исчезновения Керенского Духонин неожиданно для самого себя выдвинулся на первую роль в армии. В соответствии с Положением о полевом управлении войсками в подобной ситуации Верховное командование автоматически переходило к начальнику штаба Ставки. Николай Николаевич даже несколько растерялся от свалившейся на него ответственности, но нашлись люди, которые поддержали его в столь трудное время.

1 ноября Духонин получил послание от Корнилова из Быхова. «Вас судьба поставила в такое положение, что от Вас зависит изменить ход событий, принявших гибельное для страны и армии направление, – писал Лавр Георгиевич. – Для Вас наступает минута, когда люди должны или дерзать, или уходить, иначе на них ляжет ответственность за гибель страны и позор за окончательный развал армии… Положение тяжелое, но не безвыходное. Но оно станет таковым, если Вы допустите, что Ставка будет захвачена большевиками, или же добровольно признаете их власть… Предвидя дальнейший ход событий, я думаю, что Вам необходимо безотлагательно принять такие меры, которые, прочно обеспечивая Ставку, создали бы благоприятную обстановку для организации дальнейшей борьбы с надвигающейся анархией».

На следующий день, 2 ноября, Духонин объявил приказом по войскам о своем вступлении в должность Верховного главнокомандующего. В своем первом приказе он писал: «В настоящее время между различными политическими партиями происходят переговоры для формирования нового Временного правительства… В ожидании разрешения кризиса призываю войска фронта спокойно исполнять на позициях свой долг перед Родиной, дабы не дать противнику возможности воспользоваться смутой, разразившейся внутри страны, и еще более углубиться в пределы родной земли».

Николай Николаевич понимал, что главную опасность для страны следует ожидать не столько со стороны фронта, сколько с тыла. Он считал себя обязанным поддержать Временное правительство, как единственный законный орган государственной власти. Для этого требовалось, прежде всего, прекратить беспорядки (так характеризовались революционные выступления) в Петрограде.

3 ноября Духонин приказал командующему армиями Северного фронта В. А. Черемисову сосредоточить в районе Луги части 3-й Финляндской дивизии и 17 армейского корпуса для последующей их переброски в Петроград. Однако Черемисов проявил свойственную ему осторожность. Прежде чем выполнить приказ Верховного, он запросил по телеграфу начальника псковского гарнизона генерала Триковского о возможности движения эшелонов через Псков на север. Ему ответили, что псковский «гарнизон стоит на непримиримой позиции по вопросу передвижения эшелонов севернее линии станции Псков, усматривая в том развитие контрреволюции… Дальнейшие передвижения, хотя бы только в ближайшие дни, поведут к тяжелым последствиям… В настоящее время даже чисто стратегическое передвижение в районе Петрограда и его окрестностей невозможно».