Полководцы первых Романовых

Более того — Шеин играл роль живого знамени. Его смоленская оборона надолго остановила вторжение польско-литовских сил на просторы России, он показал, что Речь Посполитую, очень сильного по тем временам противника, бить можно. И пускай королевская армия все-таки вошла в Смоленск, но планы ее командования оказались сорваны Шеиным. Дыхание новой войны очень хорошо чувствовалось на государственном лице России. И про Шеина знали: за этим против поляков пойдут, под его знаменами будут на новых ратных полях драться всерьез, поскольку смоленскими делами Михаил Борисович заработал себе добрую славу в русском воинстве.

Шеин вернулся из польского плена в 1619 году вместе с отцом государя, Филаретом Никитичем, который скоро станет патриархом Московским и чуть ли не главным творцом московской большой политики. Филарет знал Михаила Борисовича, его нрав, его отвагу и неуступчивость очень хорошо. В 1610 году Великое посольство, направленное из Москвы к королю Сигизмунду III, вело переговоры в лагере королевской армии под Смоленском. Филарет был тогда духовным лидером посольства, в то время как большой вельможа князь Василий Васильевич Голицын играл роль его светского руководителя. Поляки нажали на посольских людей, а кое-кого подкупили. Надеялись, что представители Москвы признают своим царем помимо королевича Владислава Сигизмундовича, коему уже присягнули, еще и его отца Сигизмунда III, ортодоксальнейшего католика. В подобных обстоятельствах «вместе» означало бы «вместо». Надеялись, что послы отступятся от жесткого требования перекрестить королевича в православие, требования поставленного патриархом Гермогеном. И более всего надеялись, что гости из русской столицы уговорят упрямого храброго Шеина спустить флаг. Кое-кто и впрямь перешел в стан поляков, но двое главных послов, Филарет и Голицын, не сдавались. Они желали видеть во главе Русской державы православного монарха, не соглашались принять матерого отца на роль юного сына и подавно не желали давить на Шеина. Какой смысл? Если Владислав взойдет на престол московский, он будет управлять Смоленском в ряду всех прочих русских городов. Так зачем же родитель осаждает город, уже предназначенный к переходу под власть отпрыска?! Нелогично. Умнее было бы вообще отвести польско-литовские войска от города да отправить по домам… Но родитель думал вовсе не о том, чтобы отдать молоденького сынишку (тому всего 15 лет) московским варварам на растерзание, и вовсе не о том, чтобы осуществлять власть через него. Ему мечталось присоединить Смоленск к Речи Посполитой, а в России всем управлять самостоятельно и твердой рукой. Сигизмунд в конце концов потребовал сдать Смоленск ему самому, а не сыну, и никак иначе.

Филарет отвечал: «Нет!»

Голицын вторил: «Нет!»

Шеин громом городской артиллерии добавлял свое звучное «нет!».

«Новый летописец» рассказывает о прямодушии воеводы: «В Смоленске же воевода боярин Михаил Борисович Шеин сидел крепко, никак ни на что не прельстился и с архиепископом (Смоленским. — Д. В.

) был в ссоре из-за того, что архиепископ хотел сдать город королю. Король же и паны рады прельщали Михаила Борисовича много [с тем], чтобы он сдал Смоленск. Он же им отказывал».

И король арестовал послов, отправил их пленниками к себе в тыл, а Смоленск потом все-таки взял, правда, положив под стенами непоправимо большое количество воинов и сложив из потерянного времени могильную плиту своим дальнейшим завоевательным планам. В сущности, для истории жизни Михаила Борисовича Шеина не столь уж важны идеи и действия Сигизмунда III после того, как Смоленск пал. Иное важнее: тот, кто стоял на стене города не сдаваясь, и тот, кто не пошел под эту стену вымаливать позорную сдачу у своих же, получили друг о друге впечатление как о дельных, твердых русских людях.

А такие впечатления располагают к доверию.

Стоит также вспомнить, что, скорее всего, Шеин спас в бою 1605 года под Добрыничами Ивана Ивановича Годунова — мужа родной сестры Филарета, Ирины Никитичны Романовой. Еще одна причина для благоволения.

Филарет Никитич, вернувшись домой, доверял Шеину, ждал от старого воеводы верности русскому делу и новой династии, даже сделал Михаила Борисовича своего рода избранным ходатаем, который передавал патриарху просьбы «снизу», имея право быть выслушанным и услышанным. Подобных ему ходатаев существовало еще двое-трое, и среди них воевода играл далеко не последнюю роль.

Служебные назначения Шеина при Михаиле Федоровиче показывают несомненную высоту его положения. Он опять, как и до плена, боярин, на протяжении 1628–1632 годов он возглавляет Пушкарский приказ — одно из ключевых ведомств военной машины Московского царства. Его чаще прочих приглашают к обеду за царский стол, зовут участвовать в переговорах с иноземными дипломатами, не обижают высокими и ответственными административными назначениями.