По отношению к земскому национально-освободительному движению князь выступил как враг, притом враг активно действующий. Ходил с прочими изменниками к патриарху Гермогену, оказывал на старика давление, требуя от него письма, обращенного к земцам, чтобы те разошлись по домам. Но Гермоген, пусть и ветхий годами, остался тверд. Он благословлял земцев «постоять за веру», ни в чем не уступая их противникам. Источник того времени повествует: «А как собрався Московского государства всякие люди Москву осадили, и польские люди ото всего рыцерства послали к патриарху Гермогену на Кириловское подворье полковника Казановского с товарыщи, да бояр князь Бориса Михайловича Лыкова, да Михаила Глебова [сына Салтыкова] да дьяка Василья Янова, а велели патриарху говорить и бить челом, чтоб он в полки к московским людям отписал, и велел им с полки от города отступить, а они пошлют к королю послов, чтоб он по прежнему договору королевича на Московское государство дал вскоре, а учинить бы с Московскими людьми о том срок, в кою пору послы по королевича сходят. И патриарх Ермоген в том отказал и говорил, что он их (земских ополченцев. —
Борис Михайлович поставил подпись под несколькими позорными грамотами 1610–1611 годов. В частности, под той, где Семибоярщина требовала от смоленского воеводы Шеина сдать город польскому королю; под той, где то же самое требовали «продавить» от московских послов, отправленных в королевский лагерь под Смоленск; а заодно и под той, которая была отправлена в месяцы, когда Москву уже осаждало Первое земское ополчение: там высказывалось требование к костромичам — несмотря ни на что, хранить верность Владиславу и всячески помогать его верным слугам, включая поляков с литвинами, бороться против земцев.
Князь Лыков-Оболенский легко «поставил» на поляков, легко отстранился он от нужд, интересов, надежд Русской земли, легко встал на путь изменничества…
В 1612 году объединенное Земское ополчение Трубецкого, Пожарского и Минина блокировало центральные районы Москвы, выбило захватчиков смелым ударом из Китай-города, а затем принудило капитулировать кремлевский гарнизон. Так вот, пока длилась великая эпопея очищения столицы от врагов, Лыков был не на стороне земцев, а на стороне тех, от кого они Москву очищали.
Ничего доброго.
Земский собор 1613 года принял историческое решение: дать России в качестве нового царя юношу Михаила Федоровича из боярского рода Романовых.
Для князя Бориса Лыкова это была великая удача, можно сказать, удача из удач. Сам он царем стать не мог — знатности не хватало даже для того, чтобы занять среди претендентов на престол десятое место, не то что первое. А худая слава добавляла ему причин для тревоги: он пособник врага. Допустим, он участвовал в Земском соборе как один из сторонников новой династии, Романовых; но отношение к Борису Михайловичу тех, кто освобождал Москву, по-прежнему было неприязненное, если не сказать подозрительное.
Но теперь в первую очередь… он муж царской тетки. На первое место выходит факт родства с венценосцем, а не безобразия времен Семибоярщины. И юному монарху Лыков может быть в высшей степени полезен — как опытный военачальник, оберегающий русский престол. Один из главных творцов больших побед на Восьме, на Медвежьем броде, в сражении 1609 года на Ходынке, участник разгрома болотниковцев на реке Вороньей и деблокирования Троице-Сергиевой обители… да, бывало, Лыков и проигрывал дело, но гораздо чаще с ним был связан успех. В высшей степени полезен! Ведь изначально-то «команда» тех, кто готов всерьез, насмерть отстаивать интересы, здоровье и жизнь царя Михаила Федоровича, была невелика. А тут — такой подарок: сильный полководец, которого сама кровь зовет проявить верность.
И Борис Михайлович оказался, как ни странно, одним из лучших — преданнейших, храбрейших, искуснейших — защитников новой династии. После всех прежних измен, после всех антинациональных деяний он парадоксальным образом превращается в истинный столп державы.
Начальные годы после воцарения Михаила Федоровича — его второй звездный час.
Правда, на заре нового царствования Лыков ухитрился так проявить свой дерзкий характер, что едва не оттолкнул от себя царственную родню. Загордился! Ценят… И потерял здравый смысл.