Полночная ведьма

Оживи меня, Лилит. Я знаю, ты можешь. Я не готов умереть. Моя жизнь не может закончиться сейчас, закончиться вот так. Это не должно было случиться. Пожалуйста, помоги, ведь мне так страшно. Пожалуйста, помоги!

– Фредди, ты не знаешь, о чем просишь.

Нет, знаю. Я слышал, как вы с отцом говорили об этом. Он и мне об этом рассказал, когда я был ребенком. Сначала я ему не поверил, а когда поверил, испугался. Но я знаю, что ты можешь это сделать, Лилит. Ты должна мне помочь! Должна. Отец не дал бы мне умереть. И ты тоже не должна!

Я смотрю на его искаженное ужасом лицо. Как я могу оставить его сейчас? Как могу отпустить в Царство Ночи, когда он так напуган? Он мой младший брат, я должна защищать его. Это несправедливо. Он пострадал из-за меня – Стрикленд умертвил его, чтобы получить Эликсир. Фредди ни в чем не виноват. Если он должен был поплатиться за то, что его сестра – Верховная Ведьма, то будет справедливо, если он также получит пользу от моего положения. Я быстро встаю, вытираю слезы и, подбежав к двери, зову на помощь. Прибегает запыхавшийся лакей.

– Моему брату внезапно стало плохо, и я должна незамедлительно отвезти его домой, – говорю я. – Пожалуйста, скажите кучеру, чтобы подал карету. В доме есть черный ход?

– Да, миледи.

– Тогда скажите ему, чтобы подал карету туда. Я не хочу беспокоить других гостей. Мы должны сделать это, не привлекая внимания, вы понимаете?

– Конечно, миледи.

– Как только вы скажете кучеру, чтобы он ждал меня у черного хода, возвращайтесь сюда и приведите с собой еще одного лакея. Мой брат без сознания, и его придется нести.

До площади Фицрой всего три мили езды, но этот путь кажется мне бесконечным. Я велю кучеру привести Уизерса. Мы говорим слугам, что отнесем Фредди в одну из комнат в задней части дома, чтобы не беспокоить леди Аннабель, но на самом деле мы с Уизерсом, несущим бездыханное тело Фредди, выходим в сад и по потайной лестнице спускаемся в катакомбы.

* * *

После роскоши бала комната на чердаке кажется Брэму унылой и голой. Прямо в одежде, которую ему одолжил Перри, он плюхается на кровать, чувствуя, что голова раскалывается от избытка шампанского и стоявшего в бальном зале шума. Вдалеке часы на Биг-Бене отбивают четыре часа утра.

Самый темный час бывает перед рассветом, – говорит себе Брэм.

Однако вряд ли наступающий день принесет с собой хоть какую-нибудь радость. Он закрывает глаза, чтобы не видеть своей сумрачной комнаты, и перед его мысленным взором встает лицо Лилит. На балу она сторонилась его, это точно. Поездка на бал была ошибкой. Она не хотела, чтобы он подходил к ней. Ему не место в ее кругу, это очевидно. Он видел, как она танцует, сначала с виконтом, потом с каким-то мужчиной, который ему не знаком. А потом она ушла. Ушла из зала, ушла из дома, ушла от него. Не сказав ни единого слова. Как это можно расценить? А только так, что она не хочет его видеть. Наверное, правда состоит в том, что для нее он всегда был всего лишь развлечением, которое надо держать в секрете. Он заметил, что Льюис Харкурт тоже ушел с бала вскоре после Лилит.

У него слишком болит голова, чтобы можно было заснуть, и он садится на кровати, потирая глаза. Он берет спички и зажигает висящую над кроватью масляную лампу, прикрутив фитиль, чтобы зря не тратить масло.

Она была так обворожительна, так прекрасна. Среди всех этих шикарных гостей она все равно выделялась, от нее исходил особый свет.

Он берет с тумбочки блокнот для зарисовок и палочку древесного угля. Он щурится, припоминая ее прическу и фасон платья. И начинает рисовать, сначала нерешительно, потом все увереннее. Он ясно видит линию ее шеи, изящную спину, изгиб ее бедер. Он заканчивает один набросок, вырывает его из блокнота и роняет на пол, приступает ко второму. На этот раз он пытается изобразить ее не танцующей, а стоящей неподвижно: спина пряма, но не так, будто она проглотила аршин, а глаза, как всегда, смотрят внимательно и настороженно. Он делает еще один набросок, и еще, и еще, пока его руки и манжеты сплошь не покрываются черными пятнами от древесного угля. И наконец он рисует ее губы, только губы, полные и чувственные, полуоткрытые. Масло в лампе заканчивается, она гаснет, и Брэм, положив руки на блокнот, засыпает неспокойным, полным сновидений сном.

* * *