Полное собрание сочинений

Мария Юрьевна стояла в оцепенении, ошалело блуждая взглядом вокруг. Когда я открыл, наконец, вожделенный выход в подвал, она вздохнула с явным облегчением и тут же проворно в него юркнула словно мышка. Я вышел вслед за нею, кляня себя за непродуманные действия. Она остановилась у верстака, механически включила привинченную к нему рабочую лампу и осмотрелась. Осознав, что мы снова находимся в подвале, немного успокоилась. На ее женственном лице снова заиграла теплая улыбка. Тихим, слабым голосом она промолвила, виновато опустив глаза:

— Простите меня ради Бога, Артем Тимофеич. Сегодня я как во сне. Сначала мы с Вами пьем необыкновенно вкусный чай, беседуя на темы христианских праздников. Потом Вы необычно шутите, предлагая загадочное путешествие к морю, приглашаете среди ночи в погреб, затем мы входим в странное помещение, откуда в глухой стене сам собой открывается выход в таинственную утреннюю мглу. Неожиданно Вы предлагаете мне переодеться в туристскую одежду, чтобы куда-то идти. А я, как под гипнозом, слепо, бездумно выполняю все Ваши непонятные приказания. Как полоумная. Ведь я, собственно, Вас совершенно не знаю… И вдруг я обнаруживаю, что отрезана от дома глухой стеной. Ужас! Паника! Так много странного в один вечер.

— Но ведь вечер сегодня не обычный, а рождественский, — попытался я развеселить ее шуткой. — Сегодня происходят чудеса.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Поистине, столько чудес может случиться только в рождественский вечер. Словно в какой-нибудь таинственной сказке Эрнста Гофмана. Вы для меня вообще загадочный человек, и я не знаю, восхищаться Вами или бояться Вас, — призналась она.

— Не нужно ни того, ни другого. Давайте, наконец, осуществим то, что вознамерились.

При этих словах я указал на открытый выход в шлюз. Мария Юрьевна задумалась. Потом выставила категорическое условие:

— Хорошо, но пусть выход домой остается все время открытым.

— Это невозможно, — возразил я, опасаясь, что она не поймет. — Программа обслуживания входов такова, что при открывании одного из них другой закрывается и блокируется. Иначе возникали бы специфические проблемы.

— Что за чепуха! Какие еще такие специфические проблемы?

— Разность давлений воздуха, например. Если она окажется существенной, возникнет такой ветер, что сметет тут все вместе с нами, — пояснил я без надежды на успех. — Как в аэродинамической трубе.

— Опять у Вас загадки. Мистика какая-то. Откуда тут разность давлений…

Она начала бессмысленно крутить ручку тисков. Докрутив до упора, оперлась на нее и скорее прошептала, чем сказала:

— Странно. Однако при всей этой несуразице мне почему-то вопреки всякой логике хочется Вам верить. Хочется узнать, что же кроется за всеми этими загадками, ребусами да шарадами. Будь что будет — ведите меня, куда задумали.

Она шлепнула ладошкой по тискам и решительно направилась к шкафу. С легким трепетом сердца, как это бывало в юности, я последовал за нею.

XV

Я вел Марию Юрьевну к морю кратчайшей дорогой — через холм и заросли, затем по звериной тропе к обрыву, чтобы потом спуститься по уступам к пляжу. Слева из-за верхушек деревьев показался краешек ослепительно яркого солнца, пробуждая буйную природу. Утренняя прохлада постепенно сменялась все усиливающимся зноем. Остатки мглистого тумана уползали в низины, словно прячась от первых лучей восходящего солнца, и там растворялись без остатка. Как всегда, в это время воздух наполняли громкий многоголосый птичий гомон, резкие крики зверушек, прячущихся в траве и зарослях, скрип, скрежет, стрекот и жужжание насекомых. Нас атаковали многочисленные нахальные мошки и докучливые мухи, которые вились перед самыми глазами, мешая смотреть и дышать.

Мария Юрьевна шла в двух шагах позади меня, держа в руках пеструю шелковую сумочку. Кажется, женщины именуют такие косметичками. Еще в самом начале похода я предложил ей повязать на лоб хлопчатобумажную косынку, но она предпочла войлочную шляпу-вьетнамку. Кое-как согласилась надеть штормовую куртку, но от штормовых брюк наотрез отказалась. Осталась в своих фирменных джинсах в обтяжку, расшитых темно-лиловыми цветами. Ей и здесь хотелось выглядеть красиво. Купальник она тоже не надела, так как все еще не верила, что скоро окажется на морском берегу. Кроссовки оказались ей чуточку велики, но я все же убедил ее в них обуться, дабы не шагать по бездорожью в модных сапожках на высоких каблучках.

Когда мы поднялись на холм, она оглянулась и замерла в изумлении. Ее взору предстала широкая поляна, заросшая высокой густой травой, в конце которой на пригорке лежал серебристый шлюз, зияющий входным проемом, а дальше стоял густой лес и возвышалась гора, увенчанная снежной шапкой, вокруг которой клубились белые облака. Все было дико, безлюдно и никаких признаков цивилизации.

— Артем Тимофеич… — произнесла она с хрипотцой и облизала пересохшие губы, — а где же наши дома? Елизарово где?

— Далеко. Дальше, чем Вы можете себе вообразить, — спокойно ответил я.

— Пусть так, но все же, куда это вдруг девалось Елизарово?