Чтобы не терять время попусту, я принялся заносить в ноутбук новую информацию: о животных и растениях, о последней грозе, буре и наводнении, а также электронные фотографии образцов флоры и фауны открытого мною мира. Увлекшись работой, я перестал замечать ход времени и, когда зазвучала телефонная трель, вздрогнул от неожиданности. Звонила Мария, да и вообще здесь мне больше не от кого было ждать звонка.
— Артем, ты готов? — спросила она, прежде чем я отозвался.
— Всегда готов. Как пионер СССР.
— Тогда одевайся и шагай ко мне — обедать будем.
На улице было пасмурно и холодно. Продолжал сыпать мелкий снег, но уже не так обильно, как вчера вечером. Судя по его скрипу под ногами, мороз был градусов десять. Порывы ветра, срывающие с сугробов морозную пыль, иногда проникали за пазуху и за шиворот, продували насквозь брюки. Пришлось поднять воротник и повыше застегнуть на куртке молнию. Стало теплее и радостнее на душе.
Из цветочного магазина на противоположной стороне улицы вышел парень с завернутым в целлофан букетом красных гвоздик и, взглянув на меня, тоже поднял воротник. Встреча с ним неожиданно изменила мой прямой маршрут — я тут же свернул в магазин и осмотрелся. В красивых вазах стояли букеты гвоздик, хризантем, тюльпанов, нарциссов и прочих прекрасных цветов. Но я искал розы, а их-то как раз и не было. Эх, собрать бы сейчас букет из тех цветов, которые растут там, на пути в наш лагерь! Поздно я вспомнил. В следующий раз постараюсь быть повнимательнее.
— Холодно? — спросила пожилая продавщица.
— Да, не тепло. Девять красных гвоздик, пожалуйста.
Я достал портмоне и отсчитал положенную сумму.
— А у меня и не найдется девять красных. Только пять штук осталось. Возьмете?
— Придется. Маловато, конечно. Бедновато, но деваться некуда.
— Возьмите еще беленьких или розовых. Смотрите, какие пышненькие.
— Что ж, добавьте три белых и одну розовую. Быть может, так даже лучше.
— Конечно лучше. Зелени тоже?
— Да. С нею, мне кажется, веселее.
Я остановился у Марииной калитки и стал искать кнопку звонка. С трудом нашел — на опорном столбе вверху под козырьком — и решительно нажал. Залаяла дворовая собака. Ожидая выхода хозяйки, я думал: «Удивительный народ эти женщины. Ну почему они так любят цветы? Уж лучше бы на ту сумму, которую пришлось заплатить за букет, купить что-нибудь для нее полезное. А цветы немного постоят и завянут, придется выбросить. Зачем же покупать то, что через день-два окажется на помойке? По логике вещей получается, что на мусорник выбрасываются деньги, которые могли бы сослужить лучшую службу».
Мария вышла в голубой куртке-пуховке с белым шарфом ажурной вязки на голове. Я протянул ей букет и поцеловал в щечку.
— Наконец-то. Почему так долго? Хотя, — она взглянула на букет и понимающе улыбнулась, — понятно. Спасибо. Я люблю цветы. Очень.
К нам неслась крупная короткошерстая собака, белая в больших черных плямах. Я невольно остановился.
— Дамка, не тронь! Это свой, свой! — строго сказала Мария.
Собака остановилась и стала ластиться к хозяйке, недоверчиво поглядывая в мою сторону. Мария погладила Дамку, спокойно повторяя:
— Дамочка, это Артем. Свой, свой, свой… Артем, погладь ее. Нежно, ласково, как будто гладишь меня.
Я наклонился к собаке и погладил по голове. Она смотрела на меня спокойно, но напряженно, готовая в любую минуту схватить за руку.
— Хорошая собачка, хорошая. Будем дружить, Дамочка.
— Ну, все. Познакомились, теперь пошли в дом, — пригласила Мария.
Я выпрямился и направился вслед за хозяйкой.
— Интересно, кто кормил Дамку, когда мы сидели в лагере? Я своим питомцам оставлял еду впрок. Но они у меня недисциплинированные — стремятся съесть все сразу, а потом голодают.
— Дамка такая же, и я попросила приятельницу Лену ежедневно кормить утром и вечером и Дамку, и Мумку.
Мария распахнула передо мной сени и остановилась, пропуская меня вперед.
— А кто это, Мумка? — недоумевал я.
— Мумка — это кошечка, моя любимица.
Я вошел в сени, и Мария тут же последовала за мной. Переобуваясь в мягкие тапочки, я ощутил доносившиеся из кухни дразнящие аппетит ароматы свежего борща, пюре, жареного мяса и прочей вкуснятины.
Всюду, начиная с сеней и прихожей, царили строжайшая аккуратность и неукоснительный порядок. Большой массивный стол, антикварный буфет, внутри которого сверкала расставленная со вкусом посуда, тахта и прочные старомодные стулья, создавали обстановку неописуемого уюта и душевного комфорта. Везде чувствовалась единая система, единый подход ко всему. В гостиной на полу лежал ковер восточной работы, а в остальных комнатах — элегантные ковровые дорожки. Под потолком, довольно высоким по нынешним меркам, висела люстра с розоватыми плафонами в виде лилий с филигранными краями. При этом потолок был оклеен обоями кремового цвета с розовым оттенком.