Если вещи действительно имеют свои места, предопределенные свыше или облюбованные ими самими, то именно там они и стояли. Здесь в каждом уголке господствовала гармония, не было ни одного чужеродного предмета, ничто не раздражало взгляд. Повсюду царил корабельный порядок. Все гармонировало одно с другим, абсолютно все идеально вписывалось в общую обстановку.
На стенах красовались аккуратные эстампы с изображениями птиц, зверей, рыб, стрекоз, бабочек и экзотических пейзажей. Буфет и подвесные полки сверху были уставлены фарфоровыми и мраморными статуэтками, фигурками из бронзы и чугуна, тропическими раковинами и колониями кораллов. На полке над тахтой красовались фотографии. Нетрудно было догадаться, что на них были запечатлены Мариины родители, сын в разные возрастные периоды, сама Мария в пять или шесть лет и постарше. Особенно броской была фотография ее двадцатилетней с букетом полевых цветов. На переднем плане в лакированной рамке стоял фотоснимок сына с невесткой в белой короткой фате и еще несколько свадебных. Потрет молодого мужчины в черном пиджаке с ослепительно белым платочком в нагрудном кармашке, стоящий на журнальном столике, привлек мое особое внимание.
— Муж? — поинтересовался я.
— Нет. Это мой двоюродный брат. Старший. В день защиты диплома. Я его люблю, как родного. Знал бы ты, какой он умница! Журналист, сейчас аккредитован в Риме. У меня есть газеты и журналы с его статьями.
— А где же муж?
Мария несколько смутилась.
— Я же говорила, что мужа у меня нет… — она сделала паузу и добавила: — Пока что.
Я засмеялся.
— Ничего. Очень надеюсь, скоро будет. А как насчет бывшего мужа? Его можешь показать?
— К сожалению, нет. После развода я на него была очень обижена, ужасно зла и в порыве гнева уничтожила все его фотографии. Теперь, когда он стал мне совершенно безразличен, сожалею о содеянном. Сейчас образ бывшего мужа настолько потускнел в моей памяти, что я с трудом его себе представляю. А иногда хотелось бы взглянуть на человека, с которым столько лет прожито… Впустую…
— Почему же впустую? Ты ведь от него чудесного сына родила. Загляденье-парень. Да и общих воспоминаний должно быть много. Не всегда же и не все между Вами было плохо. Было, думаю, и хорошего немало. Ты ведь любила его, даже очень.
— Насчет сына согласна. Он у меня золото, а не ребенок. А все остальное мне теперь видится совсем по-иному, с совершенно иных позиций, — она глубоко вздохнула. — В нем, как я теперь понимаю, было столько откровенно негативного, даже мерзкого. Но любовь, как говорится, зла. Застлала мне глаза… Ну да Бог с ним. Что было, то быльем поросло. Садись за стол — обедать будем.
Она ласково улыбнулась и указала на место за большим столом, где давно уже стояли обеденные приборы, бокалы, рюмки, бутылка шампанского и пятизвездочного коньяка.
— Марийка, а зачем здесь обедать? Удобнее было бы на кухне. Еда та же, зато возни куда меньше.
— Нет, я хочу, чтобы наш первый обед прошел в торжественной обстановке.
— Зря ты это…
Она не дала мне договорить:
— Здесь я командирша. Так что слушайся. Садись и жди.
На ее лице заиграла обезоруживающая улыбка, и я сдался без боя.
Посуда у Марии была самая современная, ресторанная. Не то, что у меня — бабушкины сервизы фирмы «Кузнецов», все в стиле «ретро». Как и следовало ожидать, обед оказался лучше любого ресторанного. И холодные закуски, и борщ, и отбивные с ароматным пюре, и даже компот из сухофруктов я оценил на пять с плюсом. Она выпила глоток шампанского, а я — рюмочку коньяка. Мне хотелось дербалызнуть еще парочку — для поднятия настроения, но после недолгих колебаний я решил воздержаться.
Мы сидели на тахте в обнимку. Уже в который раз я пересказывал все, что знал о мире за бортом шлюза, и Мария продолжала задавать многочисленные вопросы. Иногда они были по-детски наивны и немного раздражали меня, а порой носили глубокий философский характер, и мне требовалось время, чтобы сконцентрироваться и дать на них удовлетворительные ответы.
— Артем, а что дальше?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты так и собираешься быть единственным обитателем открытого тобой мира?
— Конечно же, нет. Ты будешь со мной рядом. Я объявляю тебя королевой всей планеты. Кстати, ты должна придумать ей название.
— Артем, я серьезно. Ведь это не может долго продолжаться. Не кажется ли тебе, что если мы будем и дальше оставаться единственными обитателями этой планеты, то для нас такое положение потеряет всякий смысл. Зачем и кому нужен король целой планеты без подданных? Как в «Маленьком принце» Экзюпери.
— Да, ты права. Думаю, что рано или поздно мы сможем извлечь из нее определенную для себя пользу, а потом деваться некуда — придется открыться властям и ученым. Пусть изучают и распоряжаются всеми богатствами в интересах страны и всего, я думаю, человечества. При этом мы с тобой навечно войдем в историю.
— Зачем нам история? Какой от нее прок? Потом ее все равно переделают, извратят в пользу власть имущих. Но дело совсем не в этом.
— Тогда в чем? — недоумевал я.
— Какие перспективы ты здесь усматриваешь? Об этом ты думал?