Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

– Ну, прошло 5 дней, и разъ вечеромъ сторожъ подошелъ къ моей двери и объявилъ мн съ дрожью въ голос и со слезами на глазахъ, что на двор тюрьмы строятъ вислицы. У насъ было тихо, мы не говорили, но я не спалъ всю ночь, и сторожъ раза два подходилъ къ моей двери и разсказывалъ то, что построили уже дв вислицы, и что привезены палачи и два помощника. Скажетъ, дрогнетъ голосомъ и уйдетъ. Знали ли Лозинскій и Розовскій о томъ, что мн говорилъ сторожъ, не знаю, но думаю, что нтъ, потому что сторожъ то, что говорилъ намъ, говорилъ по секрету и просилъ не выдавать его и не говорить товарищамъ. Я не спалъ, разумется. Вотъ въ три часа по коридору тюрьмы слышу шумъ. Это смотритель, помощникъ и караулъ прошли въ камеры къ Лозинскому и Розовскому. Тишина была мертвая. И вдругъ слышу, помощникъ смотрителя остановился у камеры Лозинскаго, со мной рядомъ, и почти не сказалъ, а какъ-то торопливо взвизгнулъ: «Лозовскій, вставайте, надвайте чистое блье». Что то зашевелилось, и слышался голосъ Лозинскаго, странный, спокойный голосъ: «Разв казнь утверждена?» Потомъ слышу, какъ двери камеры его отворились, что то поговорили. Это Лозинскій просился проститься съ товарищами. Смотритель разршилъ, и Лозинскій пошелъ въ другую отъ меня сторону. Пока онъ обходилъ камеры съ другаго конца коридора, я стоялъ у оконца дверей и вид

лъ смотрителя, его помощника, офицеровъ, сторожей, которые вс стояли у моей камеры; вс они были блдны, какъ мертвецы, и у смотрителя – здороваго, краснощекаго рябого, въ обыкновенное время звроподобнаго человка, теперь тряслась нижняя губа, и онъ вертлъ судорожно портупею, когда я услыхалъ приближающіеся шаги Лозинскаго. Когда онъ подошелъ, вс съ ужасомъ отступили и дали ему дорогу. Лозинскій подошелъ къ моей камер и молча остановился. Лицо у него было осунувшееся, черное. «Вильгельмсонъ, есть у ва… папиросы?» Я не усплъ достать, какъ помощникъ смотрителя поспшно досталъ портсигаръ и подалъ ему. Ни я, ни Лозинскій говорить ничего не могли. Я только помню ужасное выраженіе лица Лозинскаго и его одну фразу: «Ухъ, какъ скверно. Какъ жестоко, несправедливо! Я вдь ничего не сдлалъ… ничего не сдлалъ злаго». Онъ нервно курилъ, быстро выпуская дымъ и, отворачиваясь отъ ожидавшей его стражи, смотр

лъ въ мою камеру. Въ это время по коридору почти бгомъ пробжалъ къ Лозинскому Розовскій, и я слышалъ его неестественный веселый голосъ: «А я еще выпью грудного чаю, который мн прописалъ вчера докторъ». Эти слова были какъ бы лозунгомъ, который прервалъ страшную тишину, и помощникъ смотрителя тмъ же взвизгиваніемъ прокричалъ: «Розовскій, что за шутки! Идемъ!» – «Идемъ, идемъ!» машинально повторили человка два изъ сопутствующихъ, и Лозинскій, кивнувъ мн головой, быстро, почти бгомъ, вслдъ за Розовскимъ въ сопровожденіи всей стражи пошелъ по коридору. Больше я ничего не видлъ и не слышалъ. Цлый день въ коридор была гробовая тишина, и у меня въ ушахъ все только звучалъ молодой звонкій голосъ Розовскаго: «еще выпью груднаго чаю», и его молоденькіе шаги мальчика, весело и бодро бжавшаго по коридору.

Впослдствіи я узналъ, что поваръ однихъ дальнихъ моихъ родственниковъ, бывшій съ своими господами въ город

, пошелъ посмотрть на эту казнь, – онъ былъ родственникомъ одного изъ сторожей, – такъ какъ частному лицу нельзя было быть во двор тюрьмы. Когда онъ увидлъ казнь, онъ вышелъ изъ двора и, не заходя домой, слъ на поздъ и ухалъ въ деревню. Два дня его видли бродившаго и говорившаго, какъ сумашедшаго, вдоль рки. На третій день онъ утопился.

Петлинъ пережилъ все это сильне моего, потому что сидлъ рядомъ съ Розовскимъ и сблизился съ нимъ.

Вс молчали.

* № 114 (кор. № 27).

Почтамтъ была низкая со сводами комната. За конторкой сидли чиновники и выдавали толпящемуся народу. Одинъ чиновникъ, согнувъ на бокъ голову, не переставая стукалъ печатью по какимъ то конвертамъ, на лавк

деревянной сидлъ солдатъ и перебиралъ конверты изъ портфеля. Нехлюдовъ слъ съ нимъ рядомъ и вдругъ⁴¹⁸ почувствовалъ, что онъ страшно усталъ – усталъ не только отъ того, что онъ не спалъ, да и много ночей не спалъ, какъ люди, и трясся на перекладной, но усталъ отъ жизни, отъ напряженія чувства.

«Теперь она помилована,⁴¹⁹ она пойдетъ за Вильгельмсона, она любитъ его. А я останусь одинъ и съ тми неразршимыми вопросами, которые стоятъ предо мною».

– Пожалуйте расписаться.

Нехлюдовъ всталъ, насилу волоча ноги, расписался, потомъ вернулся въ гостинницу и заснулъ. Когда онъ проснулся, уже было темно, 6-й часъ, и время ехать на обдъ къ Губернатору.

** № 115 (кор. № 27).

Острогъ съ первыхъ же шаговъ посл свта, чистоты и избытка, того, что было въ дом губернатора, произвелъ на Нехлюдова еще боле, чмъ обыкновенно, тяжелое впечатлніе. Смотритель, прочтя записку, тотчасъ же сталъ называть Нехлюдова «Ваше сіятельство» и предложилъ ему и англичанину во всемъ свои услуги.