– Оставьте, – строго сказалъ офицеръ, но она не слушалась.
Офицеръ кивнулъ сторожамъ, и они схватили ее. Она завизжала еще громче.
– Перестаньте, хуже будетъ.
Она продолжала кричать.432
– Замолчите!
– Не замолчу. А-а-а!
Но тутъ крикъ ея вдругъ зам
нился мычаніемъ и потомъ совсмъ затихъ. Одинъ сторожъ схватилъ ее за руки и связалъ ихъ, другой всунулъ ей въ ротъ жгутъ полотна и завязалъ его сзади головы, чтобы она не сорвала его.Выскакивавшими изъ орбитъ глазами она смотр
ла на433 сторожей и на офицера, все лицо ея дергалось, изъ носа ея вырывалось шумное дыханіе, плечи ея поднимались до ушей и спускались.– Нельзя такъ скандалить, говорено было. Сама виновата, – сказалъ офицеръ и ушелъ.
Куранты тонкимъ голосомъ выводили: «Коль славенъ нашъ Господь въ Сіон
»,434 въ собор у гробницъ царей горли свчи, и стоялъ караулъ.** №126 (рук. №71).
– Совс
мъ расшатаны нервы. Едва ли когда оправится. Обработали – сказалъ двоюродный братъ.– Ничего, поправится, – сказала Колоколова, – только бы поскор
е въ деревню къ отцу. Онъ управляющій имніемъ въ Псковской губерніи, – обратилась она къ Нехлюдову.– За то что чиста, самоотверженна, за то и погибла. Будь пошла, груба, животна, – эта будетъ жить, какъ разъ придется по сред
, – сказалъ двоюродный братъ.Изъ двери, куда ушла Лидія, вышла мать и, объявивъ, что Лида успокоилась, прошла въ кухню, гд
у нея, она боялась, уже перестояло въ шкапу тсто для праздничнаго пирога. Вслдъ за нею вышла и Лидія.– Простите меня, я взволновалась, – сказала она, встряхнувъ головой и все оправляя за ухо прядь волосъ. – Такъ вы передайте В
рочк, – сказала она смясь, – вы вдь увидите ее?– Над
юсь.– Что вотъ я вышла здорова, бодра, поправившись, – говорила она, все странно см
ясь, – отвыкла курить и поду въ деревню. Да я вамъ дамъ письмо. Можно? Мы злоупотребляемъ вашей добротой. – И она опять засмялась. – Врочку, пожалуйста.... – начала было она, но въ это время въ комнату точно ворвались дв двушки въ шляпкахъ и одинъ студентъ, и вс заговорили сразу, радостно смясь и цлуясь съ Лидочкой. На всхъ лицахъ былъ восторгъ. Нехлюдовъ поспшилъ проститься и вышелъ, провожаемый матерью, на чистый выходъ.– Видите, какая вс
мъ радость, – говорила она. – У насъ праздникъ изъ праздниковъ, я и пирогъ имянинный сдлала. Вкъ будемъ васъ помнить. Благодтель вы нашъ, – говорила она.«И эта слабая, добрая, ко вс
мъ благорасположенная, съ кроткими глазами и растрепанными волосами двушка – государственная преступница, опасный врагъ, опасный врагъ, которую надо хватать, допрашивать, мучать, запирать въ толстостнные казематы крпости, караулить часовыми съ заряженными ружьями, для безопасности государства! – думалъ Нехлюдовъ, возвращаясь съ Васильевскаго Острова. – Какой вздоръ! И какое ужасное и жестокое недоразумніе».** 127 (рук. № 72).
– Я и не сказала, – вставила Лидія, нервно теребя прядь, которая и не м
шала ей, оглядывая тетку, двоюроднаго брата и гимназиста.Нехлюдовъ всл
дъ за нею перевелъ свой взглядъ на присутствующихъ. Мать, очевидно плохо понимавшая, въ чемъ было дло, просто радовалась на вернувшуюся дочь, двоюродный братъ и гимназистъ оба улыбались. Въ особенности гимназистъ улыбался такъ, какъ будто онъ только что совершилъ какой-нибудь подвигъ.– Только Петровъ меня запуталъ, – сказала Лидія, красн
я и волнуясь.– Кто это Петровъ?
– А главный сыщикъ, жандармъ. Онъ такой хитрый, что невозможно устоять противъ него.
– Да ты не говори про это, Лидочка, – сказала мать.
– Отчего же? Я хочу разсказать. Пускай князь В
р Ефремовн разскажетъ.Лидія уже не улыбалась, a красн
ла и все чаще теребила свою прядь.– Да в
дь ты всегда волнуешься, когда говоришь про это.– Нисколько.... Оставьте, мамаша. Запуталъ онъ меня т
мъ, что призвалъ и началъ разсказывать все, что я длала лтомъ, и про всхъ моихъ знакомыхъ, и про тетю, и про того господина, который передалъ бумагу. И все врно такъ, что я вижу, что онъ все знаетъ. Потомъ всталъ передъ образомъ и говоритъ: «Послушайте, барышня милая, вы боитесь меня. А я, – вотъ вамъ Богъ, – вы не врите, а я врю и боюсь, – самъ крестится на образъ, – что то, что вы мн скажете, никому повредить не можетъ, а напротивъ: сомнваемся и держимъ невинныхъ… – говорила Лидія, блестя глазами и все чаще, чаще теребя волосы, – а вы скажите только, что врно то, что я говорю; даже не скажите, а только не отрицайте того, что я скажу, и вы прямо освободите людей, которыхъ мы теперь напрасно мучимъ, и васъ тоже, милая барышня. Мн васъ вдь ужасно жалко». И представьте себ, такъ заговорилъ меня, что я промолчала, когда онъ назвалъ тетю и ту личность.** № 128 (рук. № 72).
– Да, это должно быть ужасно, – сказалъ Нехлюдовъ.