Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Чувство жалости и любви, возникшее въ душ Нехлюдова къ Катюш, наполняло его душу и направлялось теперь на вс явленія жизни и на людей, встрчавшихся ему, но не на всхъ людей: онъ жаллъ страдающихъ, мучимыхъ, но никакъ не могъ еще жалть мучителей, надзирателей, конвойныхъ, смотрителя,³²¹ Масленникова, жандарма, прокурора. А между тмъ онъ былъ поставленъ въ необходимость имть съ ними дло. И это было для него особенно мучительно. Онъ умомъ зналъ, что они, какъ³²² унылый смотритель, заслуживаютъ сожалнія и потому любви, но, зная, что они непосредственно участвуютъ въ мученіи людей, въ поруганіи человческаго достоинства, онъ не могъ не имть къ нимъ отвращенія и даже злобы. А надо было мягко просить ихъ. Такъ онъ попросилъ смотрителя, и смотритель разршилъ перевести Федосью къ Масловой. На выраженное же Нехлюдовымъ желаніе постить еще однаго заключеннаго, который прислалъ ему письмо съ просьбой защитить его, смотритель отвчалъ отказомъ.

– По закону запрещается, – сказалъ онъ.

Это новое отношеніе къ нему и запрещеніе посщать острогъ внутри было очень досадно Нехлюдову и вмст съ тмъ подтверждало его въ томъ новомъ взгляд на тюрьмы, наказаніе, управленіе и суды, который возникалъ въ его сознаніи. Кром сердечнаго, личнаго его дла съ Катюшей, въ послднее время его все сильне и сильне занимали общіе вопросы о томъ, что длалось въ этомъ дом и во всхъ подобныхъ домахъ въ мір.

Посл всего, что онъ видлъ и узналъ за послднее время, передъ нимъ ясно сталъ вопросъ о томъ, что это такое; этотъ острогъ и судъ и управленье – что это: не есть ли это средство избавленія людей отъ преступленія или огромное хронически совершаемое³²³

преступленіе?³²⁴

Ршеніе вопроса во второмъ смысл было слишкомъ страшно, и онъ не могъ еще ршить его въ этомъ смысл; признать то, что онъ признавалъ прежде, что все это есть средство избавленія людей отъ преступленія, есть дло справедливости, онъ уже не могъ теперь.

** № 78 (рук. № 25).

Глава 69.

«Что это – хорошо или дурно», думалъ Нехлюдовъ, возвращаясь изъ острога. Дурно было это ея озлобленіе, заслуженная ненависть, которое больно растравляло въ Нехлюдов его рану раскаянія. Хорошо же было то, что та стна, которую она ставила между собою и имъ, сломлена, что она признаетъ прошедшее, вспоминаетъ его и видитъ всю ту пропасть, въ которую она упала. «Пускай она ненавидитъ того, кто былъ главной причиной этого паденія, но она видитъ теперь то, что она стала и чмъ могла и теперь еще можетъ быть», думалъ Нехлюдовъ. И мысль о томъ, что онъ добьется своего, что она возродится духовно, приводила его въ восторженное и умиленное состояніе.

На другой день, хотя въ этотъ день и не принимали въ контор, Нехлюдовъ рано утромъ похалъ въ острогъ, надясь, что смотритель пуститъ его хоть на минуту или, по крайней мр, скажетъ, что съ ней.

Зная, что въ этотъ день не пускаютъ, Нехлюдовъ пошелъ по знакомой лстниц къ смотрителю. Несмотря на ранній часъ, съ первой площадки послышались быстрые переборы аранжировки Листа венгерскихъ танцевъ, дошедшіе уже до 10-го такта. Опять звуки эти вм

ст съ запахомъ капусты обдали его, какъ только ему отворила дверь подвязанная горничная. Въ передней уже дожидался надзиратель съ книжкой подъ мышкой.

– Нельзя ли увидать смотрителя?

– Кто это? – послышался голосъ музыкантши.

– Папашу спрашиваютъ.

– Да кто?

– Какой то чужой.

– Что шляются. Скажи чтобъ шелъ въ контору.

И опять задребезжала трудная руляда.

– Онъ дома, – шопотомъ сказалъ надзиратель Нехлюдову.

Мальчикъ вышелъ въ переднюю, посмотрлъ на Нехлюдова, очевидно, по порученію отца, и ушелъ.

Смотритель вышелъ.

– Что прикажете? – Пожалуйте.

– Мн два слова. Нельзя увидать Маслову?

– Нынче, вы знаете, не пріемный день.

– Знаю, но мн хотлось узнать, что съ ней посл вчерашняго припадка?

– Ничего-съ. Только… Да пожалуйте въ гостиную.

– Нтъ, мн некогда.

– Такъ, припадокъ прошелъ… Только-бы я васъ просилъ, князь, не давайте ей денегъ на руки. А то вчера она, очевидно подъ вліяніемъ экстаза или что, достала какъ то вина и совсмъ неприлично себя вела, такъ что я долженъ былъ принять мры.

Руляды все шли своимъ чередомъ.

– Такъ я просилъ бы васъ деньги передавать мн.

– Но все таки нельзя-ли увидать ее?

– Никакъ не могу. До завтра.

– Мое почтеніе.

Посл надежды обновленія, которую подала Нехлюдову вчерашняя сцена, слова смотрителя о томъ, что она напилась, были очень тяжелы для Нехлюдова.

Давно умолкшій голосъ искусителя опять поднялъ голову.

«Ничего ты не сдлаешь, братъ, – говорилъ этотъ голосъ. – Она мертвая женщина. Въ ней уже нтъ ничего человческаго».

«А вотъ неправда, пока живъ человкъ, въ немъ есть искра божія и есть въ ней, и я найду ее».

И Нехлюдовъ былъ правъ. – Правда, что она достала вина и напилась пьяна и такъ шумла, что ее хотли посадить въ карцеръ, и только вмшательство Марьи Павловны спасло ее, но никогда еще за долгое время она не была въ такомъ состояніи умиленія и надежды на возможность другой жизни, въ которой она была въ этотъ вечеръ.