Полное собрание сочинений. Том первый. Бедные люди. Повести и рассказы (1846-1847)

Окончив в конце мая 1845 г. переписку романа набело, Достоевский прочитал его Григоровичу «в один присест и почти что не останавливаясь» (см.: Грирорович,

стр. 89; сам Достоевский излагает этот эпизод иначе, утверждая, что он отдал Григоровичу рукопись романа). «Восхищенный донельзя» и понявший, насколько роман Достоевского был выше того, что «сочинял до сих пор» он сам, Григорович, который незадолго до этого напечатал свой первый очерк «Петербургские шарманщики» в альманахе Н. А. Некрасова «Физиология Петербурга» (1844), передал рукопись «Бедных людей» Некрасову, рекомендовав ее для задуманного последним нового альманаха. Не отрываясь, они ночью вместе прочли «Бедных людей», закончив чтение под утро, и вдвоем прибежали в четыре часа утра к Достоевскому, чтобы, под свежим впечатлением прочитанного, сообщить ему о своем восторге и о принятии романа Некрасовым для альманаха. На следующий день Некрасов передал рукопись Белинскому со словами: «Новый Гоголь явился!», вызвавшими в первый момент естественное недоверие критика. Однако после чтения «Бедных людей» недоверие это рассеялось, и Белинский, встретив вечером Некрасова, «в волнении, просил сразу же привести к нему автора „Бедных людей“», которого при первом свидании, состоявшемся на следующий день (около 1 июня — см.: Белинский, Летопись,

стр. 407), горячо приветствовал. Еще до личного знакомства с Достоевским, утром того же дня, Белинский заявил Анненкову, рекомендуя ему «Бедных людей» как произведение «начинающего таланта»: «…роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому <…>. Это первая попытка у нас социального романа, и сделанная притом так, как делают обыкновенно художники, то есть не подозревая и сами, что у них выходит» (см.: Анненков,

стр. 282). Художническую «бессознательность», непосредственную силу таланта молодого Достоевского Белинский отметил, по воспоминаниям писателя, и при первом свидании с ним: «Он заговорил пламенно, с горящими глазами: „Да вы понимаете ль сами-то <…> что это вы такое написали! <…> Вы только непосредственным чутьем, как художник, это могли написать, но осмыслили ли вы сами-то всю эту страшную правду, на которую вы нам указали? <…> А эта оторвавшаяся пуговица, а эта минута целования генеральской ручки, — да ведь тут уж не сожаление к этому несчастному, а ужас, ужас! В этой благодарности-то его ужас! Это трагедия! Вы до самой сути дела дотронулись, самое главное разом указали. Мы, публицисты и критики, только рассуждаем, мы словами стараемся разъяснить это, а вы, художник, одною чертой, разом в образе выставляете самую суть, чтоб ощупать можно было рукой, чтоб самому нерассуждающему читателю стало вдруг всё понятно! Вот тайна художественности, вот правда в искусстве! Вот служение художника истине! Вам правда открыта и возвещена как художнику, досталась как дар, цените же ваш дар и оставайтесь верным и будете великим писателем!..“» (ДП,

1877, январь, гл. II, § IV).

К впечатлениям, произведенным «Бедными людьми» на Белинского и других первых читателей романа, Достоевский впоследствии, уже после каторги, вернулся и художественно воспроизвел их в гл. V–VI первой части романа «Униженные и оскорбленные» (1861; наст. изд., т. III). Пародийное изображение отношения Белинского и его кружка к «Бедным людям» дал в 1855–1856 гг. Н. А. Некрасов в неоконченной повести-памфлете «Как я велик!» (см.: Некрасов, т. VI, стр. 454–483).

Высоко оцененный Белинским и Некрасовым роман Достоевского уже 7 июня 1845 г. был передан Некрасовым цензору А. В. Никитенко (которого он просил взять на себя цензуру «Петербургского сборника») с просьбой просмотреть рукопись «хоть к сентябрю месяцу». В письме к цензору Некрасов попутно рекомендовал ему роман как «чрезвычайно замечательный» (см.: Некрасов, т. X, стр. 43). Однако, как видно из письма Достоевского к брату от 8 октября 1845 г., к этому времени роман еще не был отцензурован. Сообщая здесь, что Некрасов после широкого успеха «Бедных людей» в литературном кругу еще до напечатания романа обещал повысить плату за него со 150 (как было условлено первоначально) до 250 руб. серебром, Достоевский тут же прибавляет, «что еще ровнешенько ничего не слыхать из цензуры насчет „Бедных людей“». «Такой невинный роман, — пишет он, — таскают, таскают, и я не знаю, чем они кончат». Дальнейшая цензурная история романа неизвестна.