Манить ребенка воля перестала:Царил над нами дух военных рот.Как в тонких стенках твоего кристалла,Гомункул, умный маленький урод,Душа без жизни в детях жить устала...Болезненный и худосочный род —К молчанию, к терпенью предназначен,Чуть не с пеленок деловит и мрачен.
XCIV
В тот час, как темной грифельной доскиИ словарей коснулся луч последнийТуманного заката, и тоскиНапев был полон в комнате соседнейСтарухи няни, штопавшей чулки, —Далекий шум послышался в передней...Мне было скучно, и на груды книгЯ головой усталою поник...
ХСV
Вдруг голос мамы, шорох платья милый,Ее шагов знакомый легкий звук...Я побледнел и алгебры постылойУчебник на пол выронил из рук.Не от любви с неудержимой силойЗабилось сердце, – это был испуг:Я в классицизме, в мертвом книжном хламеТак одичал, что позабыл о маме
XCVI
За год разлуки: как угрюмый зверь,Со злобою смотрел на злые лицаУчителей; казалася теперьМне падежей неправильных таблицаВажней любви... От матери за дверьЯ спрятался; как пойманная птица,Дрожал в углу, безмолвие храня, —И вдруг она увидела меня...
ХСVII
Но я уж сам к ней бросился в объятья,Про все забыв, – сестер не слышал крикИ не видал, как прибежали братья,Закрыв глаза, к ее груди приник,Вдыхая тонкий, нежный запах платья...То был блаженства незабвенный миг.Она меня ласкала: «Мальчик бедный,Какой ты худенький, какой ты бледный!»
XCVIII
Под взорами возлюбленных очейЯ воскресал от холода и скуки,От этих долгих безнадежных дней;Пугливый, все еще боясь разлуки,Не веря счастью, прижимался к ней:Она глаза мне целовала, рукиИ волосы, и согревала вновьМеня, как солнце, вечная любовь.
XCIX
И, улыбаясь, плакали мы оба,И все, в чем сердце бедное моглоОкаменеть – ожесточенье, злобаИ мертвенная скука – все прошло:Так не боится зимнего сугроба,Почуяв жизни первое тепло,Когда ручей поет и блещет звонкий, —На трепетном стебле подснежник тонкий.
С
Не мог расторгнуть наших вольных узДух строгости, порядок жизни чинный,И тайно креп наш дружеский союз:Ловил я звук шагов ее в гостиной;Бывало, рода женского на usОна со мной твердила список длинный,И находил поэзию при нейЯ в правилах кубических корней.
CI
Под сладостной защитой и покровом,Когда ласкался к маме при отце,Я видел ревность на его суровомЗавистливо нахмуренном лице.Я был пленен улыбкой, каждым словом,И бриллиантом на ее кольце,И шелестом одежды, и духами,И девственными, юными руками.