Полонез

Начинаю с несгораемого шкафа. Пробую первый ключ. Тихонько вставляю его в замочную скважину. Однако он не подходит. Откладываю, беру второй ключ. В отличие от первого он заходит, — но не проворачивается. Тоже не тот.

Как же так?

Ещё ничего не понимая, лишь чувствуя на лбу холодный пот, бросаюсь к письменному столу. Но и его открыть не удаётся. Ключи явно не те. Выходит, что, снимая их с общей связки, Агнешка что-то напутала.

Как просто и как глупо…

Но прежде чем я успеваю в полной мере осмыслить размер катастрофы, широко распахивается дверь — и на пороге кабинета появляются люди.

Троих я не знаю, но это не важно. Важно, что знаю четвёртого.

Зых.

Глава четырнадцатая

Выглянув в окно кареты, Жак удовлетворённо сказал Каминскому:

— Вот он.

Каминский и сам уже заметил знакомую фигуру в тёмном пальто. Человек подошёл к ограде особняка и, оглядевшись, открыл калитку. Прошёл. Скрылся из виду.

Откинувшись на спинку сиденья, Каминский пробормотал:

— Теперь только ждать…

— Не любишь ждать? — спросил Жак.

— А кто любит?

Жак достал из кармана куртки небольшую бутылку.

— Глотни, веселее будет, — посоветовал он. — А то, я смотрю, ты весь на нервах.

Судя по запаху, сотоварищ предлагал дешёвую водку. Тем не менее Каминский сделал глоток из горлышка и, скривившись, вернул бутылку Жаку.

— Ты где такое пойло взял? — спросил, отдышавшись. — Да с теми деньгами, что достались от англичанина, ты должен пить отборный коньяк. Или уже всё размотал?

— Да нет, ещё осталось маленько, — беззаботно откликнулся Жак. — А пойло что, пойло как пойло. У нас на Бобовой все такое пьют, и никто не помер. А если и помер, то от чего-то другого…

И в подтверждение своих слов бесстрашно глотнул — от души.

Жак родился и вырос на улочке Бобовой, что в центральном квартале острова Сите. Парадоксальным образом самые грязные и опасные улицы Парижа, составлявшие дно французской столицы, — Скорняжная, Единорога, Старого сукна и другие, — расположились в самом что ни на есть святом месте, возле знаменитого собора Нотр-Дам. Правда, — очевидно, для равновесия, — неподалёку от Нотр-Дам находились также Дворец правосудия и самая суровая из французских тюрем Консьержери… По меркам Сите Жак был человеком приличным и образованным. Другими словами, умел воровать, грабить, мошенничать, вскрывать замки. Каминский подозревал, что в послужном списке Жака есть и человеческие жизни.

Но поскольку в природе не бывает только чёрного или только белого, то и Жака нельзя было назвать отпетым мерзавцем. Нанятый через третьи руки для особо щепетильных дел, Жак зарекомендовал себя человеком толковым, неглупым, ловким и хладнокровным. Цену себе в лихом ремесле знал и держался с достоинством, однако скромно. Главное, — не подвёл ни разу.

Предыдущая служба и многолетнее общение с преступниками на любой вкус и цвет научили Каминского не воротить нос от человека, если только тот не явил себя законченным душегубом. Но Жак таким не был. Просто делал своё дело без лишней лютости, и всё. Работа такая. А другого ничего не знал и не умел…

При всей мерзости водка согрела и помогла расслабиться. Каминский напряжённо вслушивался в ночную тишину. Однако всё было спокойно, со стороны особняка не долетало ни звука. Значит, пока всё шло по плану.

Сколько им ждать? Добраться до кабинета и вскрыть стол со шкафом — дело недолгое. Гораздо больше понадобится времени, чтобы разобраться в бумагах (особенно если их много) и найти нужные. Ну, предположим, час-полтора. Значит, до половины второго ночи можно особенно не волноваться.

Всё это Каминский изложил Жаку.

— Вот и не дёргайся, — проворчал тот. — Всё будет хорошо. Одно не пойму: отчего командир меня не взял? Я бы ему все замки вскрыл.

— Там, где хранят документы, замки могут быть с секретом, — возразил Каминский. — Провозился бы ты с ними до утра… Если есть ключи, то чего лучше и проще?

— Ну, пожалуй…

Высунувшись из кареты, Жак негромко позвал кучера:

— Эй, ты там у себя на ко́злах ещё не закоченел?

— Есть немного, — откликнулся тот.

— Ну, так загляни к нам. Есть чем согреться.

Кучер — всё тот же невысокий светловолосый человек с кривоватым носом — охотно спустился с козел и забрался в карету. Пока Жак потчевал его своим убойным питьём, Каминский, поплотнее запахнувшись в пальто, пытался унять тревогу. Вроде бы пока всё спокойно, однако дурное предчувствие не оставляло его. Надо было всё же настоять и пойти вместе…

Зых!

Когда он успел вернуться? И почему решил навестить свои рабочие апартаменты в ночное время?..

Человек-сова исподлобья сверлит немигающим взглядом.

— Позвольте узнать, что пан делает в моём кабинете, да ещё за полночь? — с деланой учтивостью скрежещет он.

Его люди между тем неторопливо заходят в комнату и берут меня в полукольцо.