Польша и Россия в первой трети XIX века

Деятельность и контакты Патриотического общества попали в поле зрения полиции Новосильцева в сентябре 1821 г. Лукасиньский узнал об этом и предупредил членов Общества. На допросах следственного комитета он не говорил об Обществе, а представлял дело так, будто речь шла о Национальном масонстве, и подчеркивал факт его роспуска. Но арест других членов Общества и их показания опровергли эту версию. Правда, следствие не выявило какой-либо реальной подготовки к восстанию, и допрошенные члены Общества усердно твердили, что не намеревались использовать военную силу для достижения цели. Поэтому в 1824 г. Лукасиньский, Доброгойский и Добжицкий были признаны виновными в «отдаленной попытке государственного преступления». Лукасиньский взял всю вину на себя и как главный и единственный организатор тайного общества, имеющего «революционные цели объединения всех частей давней Польши», получил 9 лет заключения. После неудачной попытки организовать в тюрьме бунт, чтобы осуществить побег, Лукасиньского приговорили к расстрелу, но затем заменили расстрел 14 годами лишения свободы. Однако в действительности он до конца жизни находился в заключении, сначала в Польше, а потом в Шлиссельбургской крепости. Там он написал «Воспоминания», где рассказал об обстановке, сложившейся в автономном Королевстве Польском, о произволе полиции, самоуправстве великого князя, лицемерной политике Александра I, а также о возмущении простого народа и низшего духовенства «неуважением русских к католической религии, ее святыням и монастырям», о недовольстве в связи с тяжелым бременем содержания в крае русской армии и прочее. Он дал анализ социальных отношений в Королевстве, подчеркнув, что конституция забыла о крестьянах, «составляющих все население и силу страны». Лукасиньский считал необходимой отмену барщины, но указывал, что помещики сдали в архив аграрную реформу и теперь внушают крестьянам, что их свобода кончилась, потому что царь ее не любит, не дал ее никому в России и польским крестьянам о ней думать не позволит. В этом он видел причину ненависти и недоверия между шляхтой и крестьянством, с одной стороны, и «возобновления ненависти против русских», с другой. В результате крестьяне заявляли: «Вот это московский царь, который провозгласил себя польским королем и обещал быть отцом нашим лишь для того только, чтобы отомстить нашим детям и братьям за то, что они, служа Наполеону, сражались с его армией». Лукасиньский приводил пословицу, которую они повторяли: «Пока стоит мир, москаль не будет братом поляку»⁹⁰

.

Арестовав Лукасиньского и других членов Патриотического общества, власти считали, что покончили с тайной организацией. В 1824 г., когда закончился суд над Лукасиньским, внимание правительства Королевства Польского, деятельность явной и тайной полиции были направлены на подготовку к предстоявшему в 1825 г. проведению отложенного ранее сейма третьего созыва. Нужно было обеспечить «чистоту» депутатских рядов, изолировать оппозицию. «Главного оппозиционера» В. Немоёвского задержали по дороге в Варшаву, и пока работал сейм, он находился под домашним арестом, его протесты остались безрезультатными, даже в 1826 г. ему не разрешили выехать в Познань. Были также изолированы и другие либералы: Т. Моравского в 1825 г. арестовали за «сговор» с В. Немоёвским, а Б. Немоёвскому пришлось оправдываться перед Сенатом. Накануне открытия сейма к принятому ранее постановлению о запрете публиковать протоколы заседаний с выступлениями депутатов (сообщались лишь «результаты» и цифры голосования) добавили новое ограничение гласности, нарушающее конституцию: в дополнительной статье к ней, представленной императором, предписывалось проводить заседания сейма в закрытом режиме, чтобы устранить «опасность», которую могли вызвать дебаты. «Публичность дискуссии в обеих палатах, – говорилось в обосновании этой меры, – давая ораторам возможность приобрести минутную популярность, вместо постоянного занятия общественным благом, способствовала превращению этих дебатов в бесплодную декламацию, нарушающую столь желанное единство, и изгнала спокойствие и достоинство, которые должны царить при серьезном обсуждении». Кроме того, по распоряжению государственного секретаря после каждого заседания полагалось посылать протоколы царю для просмотра; в связи с этим в зале заседаний присутствовали стенографисты из канцелярии великого князя, то есть осуществлялся явный полицейский надзор⁹¹

.