Польские трупы

Ну, прям не знаю, как вам, пани, об этом рассказать. Он, то есть старший лесничий, иногда вел себя просто как дикарь какой-то, нервный такой делался, с ним даже заговорить нельзя было, и близко не смей подойти, вот так! Метался по конторе, точно пес по мясной лавке. И тогда Каська меня к нему посылала, это его успокоит, говорила, вроде я такое влияние на него имею. Но он только меня в кровать каждый раз тащил и приказывал его разминать, я и привыкла, почему бы и нет, если потом он мне денежку мог дать, тут он не скупился, а еще бусы красивые или какую другую цацку…

* * *

«Ваша честь!» — эти слова чернели на чистом листе как два одиноких выстрела. Теодор выглядел крайне взволнованным, он как лев метался по комнате в своей «наполеоновской», как ее называли его друзья, светло-зеленой домашней тужурке.

Я не могу допустить, чтобы мое имя связывали с этой грязью — шептал он — не могу, не могу, пусть лучше эти марки пропадут ко всем чертям… Что с того, что я был прав! Мы имеем не только воровство и мошенничество, не только ложь государственного служащего, но вдобавок заговор и преступление — он схватился за голову — и еще скандал, общественный скандал! Кто знает, может, это и есть самое страшное. Решительно слишком много в последнее время на меня свалилось… В любом случае, я должен написать мировому судье, что, хотя суд и обязан выплатить мне компенсацию, добиваться ее я не намерен и причины своего решения открыть не могу. Потому что не смогу — добавил он — за все золото мира не смогу.

* * *

Он точно исповедоваться пришел. Шептал ей что-то горячо на ухо, легонько гладил по волосам, обнимал. Они сидели в потемках, она в его спальне, испуганная и в то же время горячо надеясь, что наконец-то в ее жизни произойдет что-то важное. Он завел граммофон и поставил венский вальс. Это черное чудо издавало мелодичные звуки, заглушая напряженную тишину. Он велел ей сесть на кровать и начал целовать ее стопы, она машинально погрузила руку в его волосы и стала безотчетно их ерошить, словно боясь собственного бездействия и беспомощности.

— Может, вы проверите, Смолибоцкая уже ушла? — шепнула она стоящему перед ней на коленях мужчине, окончательно соглашаясь, таким образом, на участие в неком безмолвном заговоре.

Он прикоснулся к ее колену. Она инстинктивно сжала бедра, а ее рука замерла на его голове.

— Спокойно, милая моя Кася, я только посмотрю и поглажу, мне так нравится смотреть на твои аппетитные округлости, — шепнул он. — Впрочем, — добавил, — плохо тебе со мной не будет, увидишь.

Его руки деликатно развели ее колени — только слегка, на ширину шершавой ладони, которая затем проскользнула между ними и начала медленное, но безостановочное путешествие вверх.

На нее нахлынули волны дрожи, одна за другой, в низу живота стало горячо, и она вдруг почувствовала, что как будто обмочилась. Резко вздрогнула от стыда и внезапно поняла: ей откроется прекрасный новый мир, все будет так, как хозяин ей шепчет, а она, глупая, и без того не может сопротивляться, а значит, будь, что будет, а потом…

— Хочешь на меня посмотреть? — хрипло прошептал он. — Хочешь, золотце, посмотреть на моего сладкого толкача?

* * *

— Пан комендант, это какое-то неслыханное недоразумение! — Старший лесничий даже привстал с кресла, чтобы перевести дух. — Этот проклятый Гощинский уже однажды вменял мне какие-то подлости, нарушения и даже кражу, я обвинил его в клевете на государственного служащего — и что? Он с треском проиграл дело! А теперь-то зачем снова лезет?

— Пожалуйста, не волнуйтесь, хорошо? Погиб один гражданин, а другой, ваш работник, лежит в больнице, тяжело раненный… Я только хочу, чтобы вы ответили на несколько вопросов, не более того.

— Ну, не будем преувеличивать… какой гражданин из дурачка Казика, это все знают, — отмахнулся Магдзинский.

— Даже не говорите так. — На этот раз Куна повысил голос настолько, что сам удивился собственной решительности. Ведь у этого красавчика большие связи. Какой-то родственник в Инспекции по надзору за лесами или что-то в этом роде, даже бургомистру он оказался не по зубам. Не успел тот представить свой доклад в Познань, как он уже обвинил его в клевете. Само собой, я бы такой штраф не потянул, хотя сегодня это уже не так много, как пару месяцев назад, проклятая инфляция пускает людей по миру, будь здоров как…

— Вы, кажется, не до конца отдаете себе отчет, в какой ситуации оказалось ваше лесничество. И вы сами, — добавил он уже скорее про себя.

* * *

— Откуда стрелял преступник? С дороги или с тропинки? — Теодор указал на светлую линию, которая вилась между соснами параллельно дороге.

— С дороги, — комендант подошел к не видимому в зарослях краю откоса, — и это спасло жизнь практиканту, револьвер с такого расстояния бьет не слишком метко. А парень скатился в ручей и сверху наверняка походил на лежащий в грязи труп. Ловкий малый! Лежал не шелохнувшись долго, очень долго…

— Мы допросим его, пан Леон?